style="font-size:15px;"> Особая вкуснятина!
Но особая обжираловка радовала нас в православные праздники – на Пасху, Красную горку и прочая.
В эти благословенные солнечные яркие деньки мы бежали на кладбище, где добропорядочные бабули оставляли всякую вкуснятину. Особо добропорядочные оставляли и деньги.
Ну а вскоре наступал черед грибочков – и березовиков, и лисичек, и сыроежек, и боровиков.
Мухоморы мы, понятное дело, обходили стороной.
Был у нас ещё один деликатес. Правда, весьма сомнительный.
Когда мы стали пионерами, то обгладывали свои красные галстуки. Особенно радостно жевать галстук было в филоновском детдоме. Почему?
Представьте себе мороз в 30 градусов. И комнату в детдоме, которую не может согреть кусок жести, названный по глупости «печью». Печь эта была угловая, и топилась углём.
Топка была неизвестно где. А нам доставалось тепло, источаемое лишь маленькой поверхностью жести.
Вот это была жесть!
При морозе под тридцать комната наша имела всего лишь ноль градусов. Чтобы не превратиться в ледышку, приходилось залезать в постель к товарищу.
Рано утром нас будила громоподобная зловещая музыка.
Очень мерзопакостная музыка!
Называлась она Гимном Советского Союза.
Если бы звучала она в тёплой уютной комнате, то вызывала бы приятные патриотические чувства. Но тут, в ледяной комнате, где иней покрывает углы!
Какой, нах..й, бл..дь патриотизм?!
В ушах звучала лишь одна музыка, пронзительно-печальная, из кинофильма «Генералы песчаных карьеров»:
И добрых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих
Я есть просил, я замерзал.
Эх! Мерзость! Тут же вспоминались все прежние обиды. Например, как первый день в сельской школе закончился дракой с местными. А я был психологически не готов к бою, потому что ощущал жутчайшее одиночество и тоску:
«Никому я не нужен в целом мире! Некому меня, маленького и беззащитного, защитить и просто пожалеть! Ни дома родного нет, ни родителей!»
И такое жуткое состояние было у меня каждый год, в каждом новом детдоме. А новый детдом был почти каждый год.
Стоишь на переменке, смотришь в окно и тоскуешь.
Стоит кому-нибудь шутя хлопнуть портфелем по голове, как солёные горькие слезы одиночества и заброшенности заливают лицо.
И никакие извинения, что это шутка, не помогают.
Не в портфеле ведь дело! Дело – в жутком ледяном одиночестве:
«Я никому не нужен! Никому на свете не нужен!»
Сразу вспоминался маленький мальчик из рассказа Александра Куприна:
«…Таким несчастным, заброшенным мальчиком, что Буланин, прижавшись крепко ртом к подушке, заплакал жгучими, отчаянными слезами, от которых
