Я нёс закон с холодной головой, чистыми руками и горячим сердцем. Но ради чего?
– Полагаю, это лишь временные трудности, – заметил Фобос, – ты же был тогда… в Рубеже. Тогда происходили более страшные вещи.
Старые воспоминания обожгли разум законника, и он поспешил как можно скорее упрятать их глубже, пожалев, что вообще вспомнил о роковых событиях пятнадцатилетней давности.
– Верно, – кивнул Хорнет, – но тогда я знал, кто я есть и зачем живу. Я жаждал жить. А теперь всё наоборот. Я изгой собственной судьбы. Небытие смотрит на меня и видит лишь пыль, которой я стану через пару десятков лет. Всё, ради чего я положил бренную жизнь, закончилось ничем.
– Но человек вечно живёт в делах своих, – возразил Фобос, – память о тебе останется, и будет свидетельствовать о жизни, прожитой не напрасно.
– «Память»! – усмехнулся Хорнет, – неужто ты думаешь, будто я первый, кто задумался о своей жизни? Неужто, по твоему мнению, боги вознаградят меня только за то, что я усомнился в своей судьбе? Не я первый, и не я последний. И кости всех, кто служил воле Мортара, кто обращался к нему, но не слышал ответа, сейчас истлевают в сырой земле. И мои будут там же, уверяю.
Фобосу нечего было на это сказать. Ему в действительности было трудно поддерживать других разговором. Законник лишь сжал губы и устремил взгляд в необъятную звёздную бесконечность, вслушиваясь в крики чёрных орлаков.
Хорнет всё-таки отправился спать, растолкав Одноногого. И Фобос, коротая время за игрой в растлер с товарищем по оружию, даже не заметил, как солнце вынырнуло из-за горизонта, и над Бирденским хребтом занялся рассвет.
Глава 4
Отряд добрался до Оштерауса за несколько часов. Высокий светловолосый законник с некрасивым сморщенным лицом стоял у ворот. Путников он заметил раньше, чем они его. Это был Корво Тредиц, один из ротных командиров Оштерауса.
– С возвращением, – сказал он, кивнув головой.
Заметив, что вернулось меньше людей, чем уезжало, Корво снял шляпу и приложил её к груди.
– Да сбережёт Мортар души воинов, что пали за имя его, – печально пробормотал Корво, открывая тяжёлые дубовые ворота и впуская законников. Они обменялись рукопожатием, а затем проехали по главной улице, выложенной булыжниками, до одноэтажной городской ратуши, там повернули направо и спешились у невысокого каменного строения, отдалённо напоминающего крепость. То было сердце охраны города – казармы.
Хромой конюх Уст и его помощник поздоровались с фронтменами, чьи лица были задумчивы и печальны. Уст лишь покачал головой, увидев голову Чёрного медведя, притороченную к седлу Бонки. Они увели лошадей, а законники пошли в казармы, чтобы доложиться командиру, Лейхелю Драйтеру.
Драйтер сидел в своём кабинете на втором этаже и распекал какого-то неосмотрительного новобранца-командира отделения за то, что тот потерял седло своей лошади.
Когда в комнату вошли четверо мужчин в запылённых
