и завершены до приезда генсека в Париж. По сути дела, именно с этой целью я и оказался во Франции — молодой и очень расторопный помощник, каким я льстил себя надеждой быть в глазах моего шефа, начальника нашего управления. Надежды мои, впрочем, были небеспочвенны и оправдались, правда со временем.
Я еще в Москве отпечатал все страницы, выверил текст (опечатки не допускаются!), а затем по приезде в Париж за несколько дней до прибытия основной делегации из Москвы вместе с коллегами-французами сшил все отпечатанные страницы, завязал их шнуром, залил шнур сургучом и оттиснул министерскую печать. Все это было сделано заранее, до приезда основной делегации, но держалось в тайне, чтобы все выглядело так, как будто приехал Л. И. Брежнев во Францию на переговоры, договорился обо всем с французским президентом, выторговал для нас выгодные условия и подписал соглашение, быстренько напечатанное высококлассными машинистками.
На самом деле приезд генсека для заключения соглашения имел только символический формальный характер. Наша задача состояла только в том, чтобы подать документы на подпись, указать подписывающему лицу, где ее, эту самую подпись, ставить, промокнуть чернила (если надо) и подать папку для финального обмена. Это делал, конечно, с советской стороны мой начальник, а с французской — равный ему по рангу руководитель французских договорщиков. Суть и смысл визита состоял в личной встрече руководителей, в создании им возможности поговорить в непринужденной атмосфере, обменяться мнениями и посмотреть на реакцию собеседника вживую. Из рассказанного выше ясно, что этого здесь не произошло, как, впрочем, и в последующие встречи этих двух руководителей.
В день прибытия основной делегации во главе с Л. И. Брежневым и после ее размещения в замке мы с шефом были в своем номере (ввиду ограниченного числа номеров в замке, нас с начальником разместили в одном, хотя и просторном номере). Он слегка нервничал, помечая маленькими закладками в тексте самого соглашения и приложений к нему места для подписи, чтобы ничего не пропустить. Нервозность объяснялась тем, что документы на подпись подавались первому лицу государства — обычно мы обслуживали нашего министра и только иногда председателя правительства или его замов. Я же чувствовал себя вполне свободно, моя партия была практически сыграна, и полулежа на диване в том же номере я, прикрутив звук, щелкал пультом (для нас тогда это была новинка) телевизора в поисках чего-нибудь интересного (все-таки Франция, куча программ). Это продолжалось, однако, недолго, так как заявился помощник генсека и попросил подписной экземпляр Программы сотрудничества с Францией для показа Брежневу. Помощник хотел, с одной стороны, представить Леониду Ильичу эту Программу сотрудничества как результат его работы и показать свое собственное значение для развития международных связей СССР, а с другой стороны, напомнить ему о встрече с французским президентом и подтолкнуть к выходу из номера,
