держали и отвлекали очень от наготы, от пушистого холмика между ног даже. Мы замерли, не в силах от Греты оторваться, и она продолжала упрямо перед нами стоять, хотя понимала уже свое положение. Нет, не двинулась, спохватившись, опять свое только прокричала:
– Ненавижу!
И Вилли взвыл, отворачиваясь:
– Да пошли вы все!
А Отто бормотал, но во весь голос громко:
– Проклинаю тот день, когда с вами со всеми связался, проклинаю!
И руки то к небу театрально воздевал, то за голову снова хватался по очереди он.
К столу Отто опять пошел. Достал бутылку коньяка из буфета и на край присел. Пока наливал, мы с Вилли уже рядом встали, потом сели, но он на нас даже не посмотрел, от фужера не отвлекаясь. Не по-немецки полный фужер был.
Сам выпил и тоже нам налил, знал, что придем, не сомневался. И глаза поднял наконец:
– Что это, а? Что это было все?
– Необъяснимо, – выдохнул Вилли.
Я объяснил:
– Не знаем, что варим, и себя не знаем.
– Нет, себя сначала не знаем, стекло потом, наоборот, – подмигнул грустно Отто и опять в фужер свой налил.
– А сухой закон? – ухмыльнулся Вилли, вернулось самообладание.
– Сам на себя напишу, – всерьез кивнул Отто.
Вилли к фужеру не притронулся. Достал фляжку и, четко отмерив глоток, завинтил крышку. Напиток свой предпочитал.
Отто ударил по столу кулаком, быстро окосел:
– Мы знаем, что варим! Знаем! Мы варим оптическое стекло с новыми примесями! Увеличиваем многократно силу линзы! Чтобы совсем далеко и совсем рядом, как я вас! Вот как я вас сейчас! Вижу тебя, Ханс! Не надо с таким видом, будто лимон проглотил! Нет, мы знаем, мы это всё на своей шкуре! – Он всё кричал, потом смеяться стал и опять подмигивать, но весело уже. – А стекло не хочет, может такое? Ну не хочет стекло, чтобы многократно, бунтует! И так мы, и сяк мы, а оно всё ломается, как баба, капризничает!
– Хуже. Как целка, – пояснил Вилли.
– Да, сравнение в данном случае корректное. Мы, как ни крути, первопроходцы, а кто же мы? – согласился Отто.
– Вот и мы тоже капризничаем, я это и имел в виду, – закивал я, подводя итог.
Вилли опять из фляжки профессионально хлебнул, свое расписание было.
– Сейчас вот что у нас? Май, что ли, конец мая? И чего будет? А вот я сам не знаю, чего. С тридцать девятого дом строю под Гамбургом, третий год уже, так чего будет, спрашиваю? Я к чему подсчеты: в августе этом, сорок первом получается, как раз мне заем возвращать, так, нет? А если, ну, если сейчас, допустим, завалимся? Нет, мы не завалимся, ну а вдруг? Тогда вообще я без штанов, как Грета наша, только хуже еще! Заем на мне непогашенный, капут! – Вилли икнул, за фляжкой было потянулся, но повременить решил. – О чем я это, Отто? О том, что я не человека подсиживаю, не тебя в данном случае, я стекло только! Один у меня стеклянный интерес! Да я вообще из вас из всех заложник первый! – взвизгнул вдруг он слезливо и глотнул всё же, крышку
