должна была сказать правду.
– Я тоскую в разлуке с родными. А мой отец, сколько я себя помню, работал на винодельне в Бургундии. Он делает – делал – вино, и когда я чувствую себя особенно одинокой…
– С какой целью ты здесь? – перебил немец, и Селин сообразила, что бормочет себе под нос.
– В погребах я чувствую себя ближе к отцу. Они напоминают мне дом, который я, может быть, больше не увижу.
Немец принялся рассматривать Селин, и глаза его потемнели. Наконец он убрал пистолет в кобуру, и Селин облегченно расправила плечи.
– Спускаться в одиночестве в погреба – подозрительное действие, особенно для женщины. Нам известно, что там ведется подрывная деятельность против фюрера. Совсем недавно, на прошлой неделе, мы раскрыли в Аи подпольную типографию. Человек печатал у себя в винном погребе листовки. Знаешь, что с ним стало?
Селин покачала головой, боясь, что угадала.
Офицер широко улыбнулся, оскалив острые, словно звериные, зубы, и, глядя Селин прямо в глаза, наставил на нее, как пистолет, большой и указательный пальцы правой руки.
– Мы расстреляли его, мадам. И если я когда-нибудь застану тебя одну в погребах…
– Поняла. Господин гауптман.
Офицер не шелохнулся и не отвел тяжелого взгляда.
– Ты, – его губы презрительно искривились, – упомянула об отце. Он у тебя еврей, верно?
Внутри у Селин все перевернулось, и пришлось собрать все свое самообладание, чтобы держаться спокойно.
– Да. – Отрицать не было смысла, немец наверняка все уже знал. Селин слышала, что германская комендатура ведет учет очень аккуратно.
– Ни за что бы не догадался, в тот раз. А сейчас вижу. А ты очень хорошенькая для еврейки.
Селин почувствовала, как вспыхнули щеки, не то от страха, не то от смущения. Она промолчала, а офицер прищурился:
– Я только что сделал тебе комплимент. В ответ ты должна меня поблагодарить.
Селин сглотнула:
– Благодарю.
– Прекрасно. Теперь вот еще что. Вряд ли мы были представлены друг другу как полагается. А ведь тебе, мадам Лоран, следовало бы знать мое имя. Особенно если нам предстоит стать друзьями.
– Друзьями?
Офицер вновь хохотнул – все тем же рассчитанным, лишенным веселья смехом.
– Мне кажется, в нынешние времена тебе пригодится такой друг, как я. Ты должна считать за честь для себя, что я вообще думаю насчет дружбы с еврейкой. – Последнее слово он точно выплюнул.
Селин не знала, что на это сказать, и просто кивнула.
– Итак, я Рихтер. Гауптман Рихтер, на вашем недоязыке – капитан Рихтер. А теперь, – тут немец снова прищурился, – скажи мне, что тебе очень приятно со мной познакомиться.
– П-п-приятно познакомиться с вами, гауптман Рихтер.
– Хорошо, хорошо. Ты учишься. – Он придвинулся ближе, так что Селин ощущала теплоту его дыхания. – Так вот, мадам Лоран, я убежден, что никогда не застигну тебя за
