но формулы его захватили. Традиционная студенческая задача – отличались лишь начальные и граничные условия, – но результат оказался странным и в какой-то степени нелепым. В работе была ошибка – это очевидно. Алан вернулся к началу и всматривался в формулы час, другой, третий… очнулся утром, не найдя ошибки, которая обязательно должна была присутствовать.
Интересный результат. Но Витман не обладал достаточной интуицией, чтобы в обычном расчете пойти непроторенной дорогой, не было у него таких способностей – во всяком случае, до сих пор не проявлялись.
Принять работу в нынешнем виде Алан не мог. Не принять, не найдя ошибку, не мог тоже. Злился на себя за потраченное впустую время и понимал, что злится тоже впустую.
Голова была тяжелой, как противовес на полуметровом телескопе, который он пытался собрать сам, когда в колледже увлекся астрономией и купил на деньги, заработанные на каникулах, тяжеленный набор «Телескоп – своими руками». Долго присматривался к дорогой игрушке. Игрушке, конечно, несмотря на точность изготовления. Купил и почти сразу потерял интерес. Но собрал и зеркало дополировал своими руками, привык любое дело доводить до конца – то есть до того, что считал концом. Все, говорил он себе, сделал, хватит, конец. На самом деле это могла быть середина, но для него лично – конец. Противовес был тяжелым, как сейчас голова.
Алан потянулся, посмотрел на потолок, откуда к нему время от времени незримо спускались интересные мысли, а в прошлом семестре – почти готовая идея использования фейнмановских интегралов в расчетах квантово-сопряженных систем. Потолок в утреннем освещении был не белым, а светло-розовым, солнце светило, как костер в пустыне, где песок отражает небо, а небо – огонь, и получается, как в медленно вращающемся калейдоскопе. Алан увидел этот эффект впервые, когда единственный раз в жизни ездил с Катрин в экспедицию на Большой телескоп. Чилийскую пустыню он запомнил не столько из-за неожиданного эффекта отражения, сколько из-за ожидаемого, но все равно неожиданного разрыва с Катрин. Это получилось само собой – готовился, придумывал слова, вернемся домой, думал, и тогда… Но слова сказались, как в ночи рожденные, когда они вдвоем возвращались в коттедж после наблюдений. Наблюдал, конечно, телескоп, их присутствие не требовалось, но они не могли пропустить зрелище огромного, ненасытного, феерического, бессмысленного и вещего неба, закиданного почти немигавшими звездами, как ковер-самолет – цветными песчинками. Они сидели на скамье у башни, загораживавшей треть небосклона, молчали, и тогда Алан молча сказал Катрин, что все между ними кончено, а она молча ответила, что он мог бы найти иные слова и сказать их в ином месте, и он согласился, но слова уже были сказаны, пусть и молча, пусть даже без того, чтобы смотреть друг другу в глаза.
Домой – точнее, в квартиру, которая была их домом три года – они вернулись порознь. Алан – первым, чтобы забрать вещи и переехать на время в аспирантское общежитие, а неделю спустя снять эту квартиру с окнами на восток, куда только что взошедшее
