вы, Эйб! – с возмущением воскликнул мой новый знакомый, раздувая щеки. – И не стыдно вам подходить ко мне со своим эдомитянским зельем!
– Прошу прощения, Айзек. – наш собеседник отступил на шаг. – Я и забыл о ваших странностях.
Он затушил сигарету и отбросил ее в сторону. Но это, видимо, не удовлетворило мистера Степлтона.
– Странностях! – буквально взвыл он. – Вот из-за таких, как вы…. из-за таких мы до сих пор в рассеянии. Вы все забыли! Вам ничего не надо!
Он весь раскраснелся и походил на кипящий чайник, у которого подпрыгивает крышечка.
– Ну, дорогой Айзек, ну что вы в самом деле? – развел руками Эйб. – Никто же не виноват, что мир вокруг уже совершенно не подходит под ваши 613 заповедей. И я в том числе.
– Если мир не подходит, его надо изменить, а не отказываться от заповедей! – запальчиво воскликнул Айзек. – Вот что значит – предки из России! Вы предались богу чужому!
– Простите, Айзек, – сухо остановил Эйб своего разорявшегося приятеля. – Во-первых, я, как это ни прискорбно, неверующий, во-вторых, мы не одни. И, в-третьих, ваша ортодоксальность тоже не без изъяна: отправляясь в экспедицию, вы испугались грязи, вшей и тому подобных восточных прелестей и сбрили пейсы…
– Я на вас обижен. – Степлтон надул губы.
– На меня легко обижаться – я добрый, – Эйб весело рассмеялся и обернулся ко мне. – Разрешите представиться – Абрахам Шлиссенджер, доктор антропологии, Мичиганский университет.
Вот его статьи об узбеках я читал. Неплохие. Даже очень. Шлиссенджер вновь повернулся к Айзеку.
– Это, что ли, твой чемодан? – он легко подхватил баул Степлтона и двинулся к самолету.
Нам предстояло лететь на довольно потрепанном грузовом "Дугласе", внутри которого было привинчено несколько крайне неудобных на вид металлических кресел. Зная по опыту, что на мою персону места среди "белых людей" не хватит, я сразу же устроился в углу на тюках с палатками. То же самое сделали Томсон и Кларк. Они стащили на пол по упаковке белья и принялись резаться в покер, поминутно надувая радужные пузыри жевательной резинки, лопавшиеся с противным треском прямо у них на губах.
– Доброе утро, Фриц, – услышал я голос Макса Штранге, беспокойно расхаживавшего вокруг своих восьми коробок с медицинскими препаратами.
– Как вы думаете, моя маленькая аптечка здесь в безопасности? – нервно спросил он: – А где герр Бауэр?
– Не знаю. Он же везде опаздывает как минимум на полчаса, – ответил я. – Передвинуть вам коробки куда-нибудь в другое место?
– Нет, нет! – испуганно замахал руками Штранге. – Пусть стоят. А то будет хуже.
С Максом Штранге меня познакомил у себя на квартире профессор Бауэр. Он был еще одной, как выразился мой учитель, "спасенной интеллектуальной единицей Германии". До войны Штранге имел собственную клинику в предместьях Мюнхена, написал несколько серьезных трудов, ставших
