стали провожать наших подзащитных под руки и садились рядом с ними в зале суда, хотя подобные меры были, по сути, таким же ограничением свободы перемещения, только вместо наручников физическую свободу ограничивали люди. Мы протестовали, и тогда меры отменялись. Однажды нам показалось, что обвиняемый, на котором не было наручников и веревок, двигается очень неестественно. Мы спросили, все ли в порядке, потому что это выглядело странно. Оказалось, что его связали, а потом поверх веревок надели тюремную робу и таким образом пытались замаскировать физические ограничения. В тот раз даже председатель суда, увидев происходящее, сделал выговор охранникам. Кроме того, во время судебных разбирательств по политическим делам для ограничения количества зрителей места для присутствующих занимали полицейские в штатском, тем самым препятствуя входу простых посетителей. Поэтому мы требовали у главного судьи, чтобы стражи порядка, которые занимали зрительские места, покинули зал суда. Бывало и такое, что судьи, к которым мы обращались с подобным заявлением, сами удивлялись тому, что после проверки документов большинство присутствующих в зале суда оказывались полицейскими в гражданской одежде.
Иногда мы вступали в спор с председателем суда в тех случаях, когда обвиняемому отказывали в праве давать показания*. Сделать это просто посредством указания на положения статей из Уголовно-процессуального кодекса не получалось. Но мы углублялись в «Вопросы интерпретации»* и «Вопросы обобщения судебной практики»* и доказывали, что каждый обвиняемый имеет право на дачу показаний.
Мы не оставляли без внимания и невежливое обращение прокурора во время допроса обвиняемого. Мы требовали, чтобы судья обращал внимание на такие нарушения. Особенно остро адвокат Но Мухён реагировал, если прокурор неправомерно угрожал обвиняемому или обращался к нему на «ты». Адвокат Но громко ругался, выкрикивая: «Почему ты ему тыкаешь?» И хотя такое поведение было слишком агрессивным протестом в отношении ошибки прокурора, оно помогало обвиняемым не впадать в отчаяние.
То же самое касалось и процесса дознания. Для того чтобы не допустить дознания под давлением, мы определили необходимость встречи с обвиняемым в момент задержания. Однако полиция постоянно отказывала нам во встречах с обвиняемыми, мотивируя это первоочередностью допроса.
Кроме того, следователи делали все, чтобы мы впустую потратили время: в случае если дознание проходило в Главном полицейском управлении, нас сначала просили ехать в полицейский участок, где обвиняемый был задержан, и если в итоге мы ехали в районное отделение, то там нам говорили, что необходимо поехать в Главное управление и зарегистрироваться. Препятствие встречам с обвиняемым было обычным делом, однако в то время почти никто не пытался сопротивляться этому. Но мы активно протестовали, если сталкивались с подобным. Если мы не могли решить проблему только посредством возражения, то предъявляли иск в коллегию адвокатов.
