замки, вошли и обнаружили склад продуктов, среди прочего нашли бочки. С пивом.
Единогласно признали – пиво дрянь, что не помешало вылакать чуть ли не половину. Потом явился Кранке…
– Эта кислятина не пиво. Мой отец варит пиво.
– Парни не жаловались.
– А попало мне.
– Ладно, – поднялся Шульц, – надо работать. Иди, вон там приклад виден.
Жуя очередную галету, Курт направился к огромной воронке, на краю которой торчал приклад русской винтовки.
– Ферфлюхте…
– Что? – обернулся Шульц.
– Тут русский. Живой.
Тело шевелилось под слоем земли. Стон, больше похожий на скрип, был еле слышен.
– Живучий народ эти русские, – сморщился Курт. – Смотри, ему почти оторвало руку и ногу, но живет. Мучается…
– Так пристрели, раз тебе его жаль, – флегматично посоветовал Шульц.
– Нет, я не жалостливый. – Скинув с плеча карабин, Курт навел его на шевелящееся тело и вдавил спуск. Бабахнувший выстрел всполошил отдыхающее отделение у рощи.
– Алярм! – Один из солдат мгновенно взлетел на бронетранспортер и, развернул пулемет, остальные рассыпались рядом с машиной.
Ральф поднял руку, показывая, что все в порядке и опасности нет. Пулеметчик что-то сказал солдатам, и к трофейщикам направился один из солдат.
– Обершутце Нойманн, – представился подошедший. – Что тут у вас, камрады?
– Пристрелил русского, – ответил Курт, кивая на тело.
– А-а-а, – кивнул солдат, и его взгляд остановился на покачивающемся Дильсе.
Шульц выругался про себя. Трофейные спирт и водку он уже спрятал, делиться с гренадерами не собирался. Но Курта, несмотря на хорошую закуску, развезло. Шутка оказалась хоть и смешной, но не очень удачной. Не дай бог узнает Большой Ганс…
Ральф решил, что лучше поделиться трофеями. Он достал одну из фляжек с водкой, добавил три банки русских консервов, сверток с салом и протянул все обершутце.
– Держи, камрад, за беспокойство.
– О, спасибо, камрады, – довольно осклабился солдат, – если что, зовите. У меня был товарищ, лучшего ты не найдешь… – начал петь Нойманн, уходя.
– Бараба-а-ан пробил бой, он шел рядом со мно-о-ой… – подхватил Курт гнусаво.
– Курт, заткнись, ради всех святых! – разозлился Шульц и услышал хохот Нойманна.
– Понимаю тебя, дружище! – крикнул тот. – Не каждый такое выдержит.
Курт тоже засмеялся, но петь перестал. Он присел около трупа и вытащил из кармана мертвого русского документы, и среди них обнаружил фотокарточку. На ней молодая и очень красивая женщина держала удивленную девчушку, а рядом, положив руку женщине на плечо, стоял строгий военный. Курт покосился на труп, хмыкнул и принялся рассматривать женщину.
– Смотри, какая красивая фройлян!
Шульц покосился на фото.
– Фрау,
