побегай немного с ребятами, отдохни, – говорила мама с улыбкой.
– Ну, я… а вы… ладно, я ненадолго, – кричала Кира, уже прикрывая за собой калитку.
Спустя какое-то время радость улетучивалась, когда она вспоминала про своих.
– Все, я пошла, мне надо помогать маме, – объявляла друзьям.
– Да давай еще поиграем, большой как будто от тебя толк, – убеждал Ромка.
– Мне как-то не по себе, все работают, а я ношусь. Можно подумать, им не хочется отдыхать и делать что нравится… – Я уже при-ишла-а-а-а, – оповещала Кира, снова открывая калитку.
Зато как весело, искристо потрескивали те дрова в печи зимой! Кире ужасно нравились зимние вечера, особенно в выходные, когда затапливали второй раз печь. После ужина всей семьей садились около этой самой печи, выключали свет, раздвигали шторы на окне, чтобы был виден заснеженный двор, горбатый неровными сугробами, и пели песни под треск горящих поленьев, под пляшущие блики огня на стене и на сгрудившихся в углах карниза занавесках. Густой, прохладный древесный дух поленьев, принесенных из сарая с холода и лежащих возле печи наготове быть отправленными к прогорающим головням, жар прогорающего дерева, запах дымка, горячей золы, слегка проникающий в комнату, приятно дурманили голову, щекотали в носу – вкусный запах детства. Кира присаживалась рядом с мамой, прижималась к ней. Мама и Наташа пели старые русские песни – так хорошо, так слаженно, так проникновенно. Подпевала и Кира, как могла, укрытая теплой маминой рукой. Если не помнила слова, слушала их, подмурлыкивая себе под нос мелодию, вглядываясь то в прыгающие в узких щелях железной дверцы языки огня, бушующего в печкином нутре, то в голубой, бугристый снег за окном. Радостно, тихо!
Страшим детям доставалось больше работы всегда и во всем. Кроме нудной заготовки дров, приходилось и воду таскать в ведрах с колонки на соседней улице. А когда в субботу затевалась стирка, нужно было наносить целую бочку воды. Кира носила в бидончике, Володя в среднем ведерке, Наташа и Толя брали по большому ведру, мама два больших, и так они курсировали между домом и колонкой не сосчитать сколько раз в день. Вода для мытья, вода для стирки, вода для уборки, вода для питья, вода для приготовления еды – кубометры воды перетаскивали на своих плечах.
Время от времени чем мог помогал дедушка по отцовской линии, пока бабушка не запиливала его вусмерть. Злая была бабка. Она и сама никогда не ходила к ним, и деда не пускала. Жили они недалеко, в десяти минутах ходьбы, через две улицы. Дед тайком, окольными путями все же забегал. Потом кто-то из соседей от доброты душевной докладывал старухе о его появлении у невестки и внуков, и тогда деда не было видно недели две-три. Но он правдами и неправдами вырывался на свободу снова.
Не любила бабка Киру. Старшие иногда ходили к ней на пироги в праздники Пасхи, Рождества, Троицы. Маленькая Кира, естественно, увязывалась за братьями и сестрой. Но придя в многолюдный
