p>
– Платоша! – выкрикнула я и наткнулась взглядом на Динку.
– Дин, ты?! – мне не удалось скрыть разочарование в голосе.
– Нет, Папа Римский! Всего лишь я. Пройду? – подруга вопросом напомнила, что мне нужно посторониться, чтоб пропустить ее в квартиру.
– А, да, – растерянно отвечаю и понимаю, что в этот момент я не лучший собеседник. И если обычно проблема становится менее острой после того, как ее озвучишь, сейчас – нет. Мне тяжело говорить, думать. Кажется, дышать тяжело. – Чай сама себе сделаешь? – на автомате гостеприимства спрашиваю, а мысли вообще далеко.
Традиционное чаепитие сейчас мне тоже было бы в тягость – я продолжала насиловать телефон, который, кажется, уже готов был взорваться от натуги.
– Ты Платону звонишь?
– Ну а кому ж еще! Я с ума уже схожу – он пропал. Не могу дозвониться! – я опять всхлипнула. – Даже не представляю, что с ним могло случиться!
– Ну подруга, я бы сейчас не спешила с ним разговаривать, – сокрушенно протянула она, будто пытаясь предостеречь меня от необдуманного поступка.
– Динка, не делай мне больную голову! Она и так трещит по швам, – снова сморщившись от боли, вдруг накатившей горячей волной.
– Ты сама себе сделала! Я, честно говоря, в шоке до сих пор. Бросила все. Вот примчалась проверить, как ты. По-хорошему, надо было б остаться с тобой вчера на ночь. Но ты вроде норм уснула. А если б я домой не пришла ночевать, сама знаешь, отчим меня бы загнобил.
– Стесняюсь спросить, ты о чем? Что я могла сделать такого, чтоб ты была в шоке? Прогуляла пару?
– Мать, ты, что, правда не помнишь? – она подозрительно прищурилась, а у меня по спине пробежал противный холодок. Определенно, что-то произошло. Мое горло, только-только переставшее напоминать Сахару, опять пересохло от волнения. Схватив стакан воды, я чуть ли не одним глотком выпила половину и прокашлялась.
– Что… я должна помнить?
– Белка. Спокойно, – Динка успокаивающим жестом подняла вверх ладони. – Назад ничего не отмотаешь, но я думала, ты знаешь, что делаешь.
– Динка! Это ты мне нервы отматываешь! Что случилось? – с трудом проглотив слюну, я снова потянулась к стакану с водой и зависла, воспроизводя в голове сегодняшнее утро. А там, дай Бог, и вчера вспомню. Без дружеской помощи.
Вот проснулась. Где я и где моя голова? Это первый вопрос, который себе задала, с трудом разлепив веки. Казалось, какой-то злой гномик ночью смазал их «Моментом». В ушах стоял противный гул, напоминающий въедливый звук бензопилы, только сквозь толстый слой ваты. Села на кровати, навела резкость и с облегчением выдохнула. Я дома. Но кажется, не вся. Голова точно была не со мной, потому что я ни черта не понимала. После сна чувствую себя не отдохнувшей, а наоборот, разбитой, как старая калоша. И фу! На мне отвратительное платье из отвратительной синтетики и тоже отвратительного, раздражающего красного цвета.
Кажется, я все еще сплю, ибо такую дрянь вместо любимой пижамы с мишками можно надеть только в кошмарном сне. А еще жутко хотелось пить. Наверно, от этого и проснулась, если можно так назвать то коматозное состояние, в котором сейчас находилась.
Я чувствовала себя настоящим гибридом фарша и змеи. Фарша, потому что все тело болело невыносимо, а змеи, потому что ужасно хотелось сбросить кожу, так она чесалась. Начала стягивать с себя это красное безобразие и содрогнулась. Оно надето на меня на голое тело. Сюрреализм проник в мою жизнь! Хотя, слава Богу, не до конца. Любимую пижамку я нащупала рукой там, где она и должна быть – под подушкой. С трудом натянула на себя. Жутко хотелось помыться, но сил не было совершенно. Сейчас я попью, потом досплю, это вот все «развидю» и тогда в душ.
– Мяу! – Анчи укоризненно посмотрел на меня. Но давать объяснения коту сил не было.
– Давай не сейчас, пожалуйста, – простонала я.
Щурясь от яркого света, чуть ли не по стеночке, добралась до кухни. С жадностью запойного алкоголика проглотила стакан воды и бессильно опустилась на стул. Ясности в голове не прибавилось, наоборот. Я сжала виски руками, потерла, будто желая сделать из себя волшебную лампу. И со страхом поняла, что меня беспокоило больше всего. Почему не звонит Платон? Мое утро никогда не начиналось без его звонка. Это я помнила в любом состоянии. К паршивому самочувствию прибавилась тревога. И чем больше я пыталась прийти в себя, тем больше она усиливалась, нарастала, словно снежный ком.
Потерянная, обессиленная, я залила в себя чашку кофе. Не моего фирменного, заварного, который так любит Платон, а обычного «нескафе» из пакетика. Стыдно сказать, как трофей, привезла из Турции, где мы провели репетицию медового месяца.
Платон подшучивал надо мной, а я с упорством ослика складывала в тумбочку пакетики с кофе и сахаром с логотипом отеля.
