другой, с утра пораньше,
Лишь небо занялось зарёй,
В укромный сад вернулся мальчик
И длинный прут принёс с собой.
Но вместо серой паутины,
Прилипшей на кривом сучке,
Как будто на изящной шее
Свисало тонкое колье.
И блики солнца отражались
Игрой брильянта на росе
И гранями камней сверкали
На белом гибком серебре.
Застыл шалу́н, завороженный,
Подвластный этой красоте,
В тот день в его душе проснулся
Великий мастер – Фаберже́.
Встреча
– Пусть под вечер напьются, – устав от жары,
Гнал чеченец скотину к верховью реки,
Вдруг послышался крик и в потоке воды
Человека в волнах увидал Шарпуди́.
Его бурный поток заливал с головой
И об камни толкал то плечом, то спиной.
Не страшась, Шарпуди́ вглубь потока зашёл,
– Эй, за посох держись, – громко выкрикнул он.
Вдруг в несчастном, что плыл по реке чуть дыша,
Узнаёт он соседа Али-ингуша.
– Ну, хватай же, хватай, – тянет шест Шарпуди́,
– Ас-саламу аллейкум, – ответил Али,-
Рад я встрече. Скажи, как у вас там дела?
Все ли живы, в достатке, как мать-не больна?
Шарпуди́ обомлел, – Да причём моя мать?
Ты в потоке реки можешь шею сломать!!!
– Тоже встречей я тронут с тобой, Шарпуди́, -
С гордым видом твердил посиневший Али,
– Если помощь моя тебе в чём-то нужна…
Говори…, – доносилось уже с далека.
Расчёт
В Геха́х, в селении трудяг,
Где каждый каждому и друг, и брат,
Все знали Ха́рона-муллу,
Благочестивца по всему,
Ибо в круженье долгих лет
Не нарушал он свой обет
В исламе честно жить. И раз,
Читая пятничный намаз,
Он слышит голос, что сказал:
«Я три желанья обещал твоих исполнить,
Быть тому. Но есть условье по сему:
Всё, что попросишь ты себе,
Соседу я отдам-вдвойне.»
Как отмолил он свой намаз-Харон не помнил,
Целый час он даже чай не мог попить,
Всё думал, что бы попросить.
Конечно дом! Саманный мой совсем состарился,
Кривой, и после каждого дождя
Течёт под кровлю в три ручья.
Упав в молитве к Небесам,
Он жалобно запричитал:
«О, Всемогущий, посмотри,
Мой дом в объятьях нищеты,
Тебе я верою служил, людских богатств
