белого металла по глянцевому полу вынуждал гостей и сотрудников заведения обратить внимание на высокого пожилого господина, одетого с шиком и утонченным вкусом.
Риасу мастерски удалось скопировать внешность, походку и стиль покойного лимерийского аристократа. Почти прозрачные от возрастного обесцвечивания волосы были собраны в косу, переплетенную тонкими серебристыми нитями с белыми бусинами, обозначающими число прожитых лет. Зачесанные кверху густые белые брови нависали над близоруко прищуренными леденисто-голубыми глазами, белки которых были пересечены розовыми прожилками. Блестящие от укладочного лака пышные бакенбарды топорщились в искусственной обманчивой небрежности. Плотная ткань дорогого бледно-голубого костюма отливала слабым атласным блеском. По широким лацканам пиджака, манжетам рукавов и отворотам брюк струилась тонкая серебристая вышивка в виде древесной ветвей, оплетающих горные вершины, геральдический символ древнего рода Лимари.
Из шикарного облика герцога лишь странно выделялся тонкий облезлый хвост, розовый, как у крысы. Редкие волоски на нем нетрудно было подсчитать, будь на то желание. Именно по виду хвоста, а не по числу морщинок на лице, точно угадывается возраст лимерийца. Впрочем, и морщин у герцога было немало, в сочетании с густыми бровями они придавали выражению лица сердитый и даже угрожающий вид. Проходивший мимо нас официант невольно содрогнулся под тяжелым взглядом лже-герцога.
Я тоже не был обделен вниманием. На жуках и улитках мой хвост вымахал до невероятной длины и потяжелел от густого меха. Его кончик волочился по полу, создавая странное ощущение. Я до сих пор не смог вернуть хвосту прежнюю подвижность и красивый изгиб, который бы позволял мне изящно помахивать им из-за плеча.
Волосы, которые пришлось мыть с ускорителем роста, отросли ниже плеч. Но риас не разрешил собрать их под резинку. Верхние пряди были скреплены на затылке тонкой, почти невидимой заколкой, а остальные завиты легкой волной и распущены. Кисточки на кончиках моих ушей – и те стали длиннее.
Мой костюм был под стать герцогскому, только темнее по цвету и не так щедро украшенный символической вышивкой. Вместо привычной бесшумной “неубиваемой” обуви на моих ногах красовались белые лакированные ботинки. При каждом шаге они похрустывали жестко выделанной кожей.
Повсюду находились зеркала или глянцевые поверхности. Я видел в них свое отражение и с трудом узнавал. А чувствовал себя среди вездесущего блеска роскоши и вовсе так, будто бы оказался в чужом теле и на совсем не подходящем мне месте.
“Веди себя противоестественно”, – телепатически повелел Альтерро.
Я не сразу понял, что же от меня требуется. Представил себя ходящим на руках и при этом распевающим неприличные песни. При моей ничтожной способности к телепатии нелегко было передать даже краткий вопрос: “Это как?”
Но тем не менее риас меня “услышал” и дал ответ:
“Перестань
