донеслась английская команда помощника “Свистать всех наверх!”, которую тотчас подхватил хукум серанга:
– Саб адми апни джагах!
– Поднять топсель!
– Бхар бара гави!
Парусина звучно затрепетала на ветру, и помощник выкрикнул:
– Отводи!
– Гос даман джа! – эхом откликнулся серанг, и нос корабля медленно повернулся.
– Шкоты тянуть! – последовала команда, и громадина марселя с треском надулась, даже не дав отгреметь повтору серанга:
– Баджао тиркат гави!
От мастеров, что на причалах шили ветрила, Джоду узнал названия парусов на английском и ласкарском, исключительно морском пестром языке, лексикон которого был разнообразен, как суда на реке, – архаичные португальские калалузы всех мастей и керальские паттамары, арабские доу и бенгальские ялики, малайские проа и тамильские катамараны, индийские шаланды и английские шнявы, – но смысл его пробивался сквозь мешанину звуков так же легко, как течение Хугли сквозь столпотворение кораблей.
Наслушавшись команд, эхом разносившихся над палубами океанских судов, Джоду вполне мог сам себе повелеть “Вахту к правому борту! Джамна пори упар ао!”, великолепно ухватывая общий смысл приказа, но теряясь в его деталях. Вот бы по-всамделишному скомандовать на паруснике, измотанном штормом… Он верил, что такой день настанет.
Внезапно над рекой вознесся иной клич – Хайя ила ассалла… Азан эстафетой полетел от корабля к кораблю, призывая мусульман к вечерней молитве. Преодолевая сытую сонливость, Джоду накрыл голову сложенной тряпицей, развернул лодку на запад и опустился на колени для первого рака. Не сильно набожный, он чувствовал, что этого требует давешнее погребение матушки. Покойнице было бы приятно, что ее помянули; Джоду пробормотал последние слова молитвы и теперь мог с чистой совестью отдаться усталости, накопившейся за последнее время.
На плавучем дворце, стоявшем в десяти милях ниже по течению, приготовления к обеду из-за неожиданных препятствий затянулись. Во-первых, роскошная зеркальная гостиная, которую не открывали со времен старого раджи, несколько обветшала. С канделябров кое-где отвалились подсвечники, которые пришлось крепить подручными средствами вроде проволочек, деревяшек и даже ошметков кокосовой скорлупы. В целом вышло неплохо, но покалеченные канделябры выглядели так, словно их накренило ветром.
Бархатная штора делила гостиную на две половины, одну из которых украшал великолепный палисандровый стол. Выяснилось, что в отсутствие ухода полировка стола потускнела, а под ним самим обосновалось семейство скорпионов. Понадобилось вызывать вооруженную палками охрану, дабы изгнать новоселов, а затем отлавливать и лишать жизни утку, чтобы ее жиром отполировать столешницу.
Позади стола имелась скрытая ширмой ниша, откуда любовницы старого раджи, занавесившись
