испражняться нельзя!
Монахи и монахини сурово блюли чистоту. Ночью Годвин застал писавшего в углу шестилетнего мальчугана и выгнал наружу всю семью. Если у них не нашлось пенни за постоялый двор, значит, бедолагам выпало провести холодную октябрьскую ночь на каменном полу северного придела собора. Также запрещалось входить в храм с животными. Трехногого пса Гвенды, Хопа, безжалостно прогнали. Интересно, где тот ночевал?
Когда зажглись все светильники, Годвин распахнул большие деревянные двери. Студеный воздух ущипнул Гвенду за уши и за кончик носа. Люди принялись плотнее запахивать одежду и потянулись к выходу. Вот двинулось семейство сэра Джеральда, и мамаша с отцом пристроились за ними, а Гвенда с Филемоном поплелись следом.
Филемон тоже подворовывал, но только вчера на кингсбриджском рынке его чуть не поймали. Он стащил с лотка итальянского купца небольшой кувшин с дорогим маслом, но выронил покражу, и все это заметили. По счастью, кувшин не разбился, упав наземь, и Филемону пришлось притвориться, будто он по неловкости задел утварь случайно.
Еще недавно брат был маленьким и неприметным вроде Гвенды, но за последний год подрос на несколько дюймов, заговорил низким мужским голосом и сделался каким-то угловатым и нескладным, словно не мог приспособиться к новому, раздавшемуся телу. Вчера вечером, после случая на рынке, папаша решил, что Филемон слишком неуклюж и приметен для краж и работать отныне будет Гвенда.
Потому она и не спала почти всю ночь.
Вообще-то Филемона звали Хольгером, но когда ему исполнилось десять лет, он вздумал податься в монахи и стал говорить всем, что теперь его зовут Филемон, – мол, это по-церковному. Как ни удивительно, большинство быстро свыклось с новым именем, лишь для матери с отцом мальчик по-прежнему оставался Хольгером.
Снаружи дрожащие от холода монахини стояли двумя рядами, держа в руках горящие факелы, которые освещали дорожку из госпиталя к большим западным дверям Кингсбриджского собора. Над пламенем витали тени, будто ночные бесенята и хобгоблины вертелись поблизости, опасаясь приближаться к святым сестрам.
Гвенда ждала, что Хоп будет где-то поблизости, однако пса не было видно. Наверное, нашел себе теплый уголок и отсыпается. У входа в храм папаша изрядно постарался, чтобы их не оттеснили от сэра Джеральда. Кто-то из-за спины больно дернул Гвенду за волосы. Она взвизгнула, подумав, что это гоблин, но, обернувшись, увидела шестилетнего соседа Вулфрика. Озорник с гоготом рванул прочь.
– Веди себя смирно! – зарычал на мальчишку отец и дал Вулфрику подзатыльник. Тот заплакал.
Огромный собор бесформенной глыбой нависал над притихшей толпой. Только внизу можно было различить арки и средники[2] окон, освещенные неверным красно-оранжевым светом. У входа люди замедляли шаги, и Гвенда увидела горожан, приближавшихся с другой стороны. Их были сотни, а может, и тысячи; правда, она точно не знала, сколько
Средник – срединный вертикальный брусок оконной рамы.
