трещины описал все три артефакта; ну, и всех разумных, что прошли через хлипкие городские ворота, которые теперь нужно было восстанавливать. Тут стражник немного заволновался. Как понял наместник, он явно утаил какие-то сведения. Но нажимать на Горбата не стал; хорошо представлял, чем именно была вызвана такая заминка. О повышенном «налоге» на въезд в город чужаков знали все; и Горделий Фаст тоже. Знал, и закрывал на это глаза – если только стража не переступала все разумные рамки.
А Горбат – явно для того, чтобы поскорее замять эту тему – зачастил в своем рассказе. Как оказалось, он оставил напоследок самое главное. А Горделий, выслушав его, согласился с этим выводом. Речь шла о том, что прямо на въезде в город команда мага разделилась.
– Они смотрели на этого мага как… как… ну, на злейшего врага, – чуть запинаясь от невозможности более полно выразить свои впечатления, рассказывал десятник, – разумный, средних лет. И с ним три альвийки. Ребятня. Одна, правда, уже вполне себе… хотя тоже, наверное, не больше двух десятков зим ей будет. Хотя кто их, альвов, знает?…
Тут наместник кивнул; об особенностях внешности этих остроухих красавиц и красавцев он хорошо знал. Больше того, многое мог рассказать о них и такого, о чем в приличном обществе не говорят. А уж с подчиненным, который стоял на служебной лестнице на несколько ступеней ниже, он и вовсе откровенничать не собирался. В том числе и о вспыхнувшем сейчас интересе – именно к альвийкам.
Горбат отдал воинское приветствие; потом, помешкав, еще и поклонился, и ушел. А Горделий Фаст вызвал помощника. Таких у него было целых четыре; сейчас понадобился тот, кто отвечал за силовую составляющую власти наместника герцога в Борске. Сам же Горделий отправился обедать – в ближайшую таверну, где у него было постоянное место у окна, отгороженное легкой ширмой. В окошко он и увидел, как помощник, с целым десятком, но уже из другой, внутренней стражи, ведет нужных ему разумных. Двое стражников были нагружены какими-то узлами; явно не легкими.
Легкий позыв бросить ложку в тарелку с мясным бульоном, и броситься в управу, которую он тоже видел в окошке, и в свой кабинет, точнее, кабинеты – рабочих комнат в крыле, которое занимал наместник, было полдюжины – Горделий подавил, хоть и с трудом. Его внутреннее смятение можно было понять. Точеная фигурка альвийки, которая шла, призывно виляя бедрами, и явно заигрывая с помощником, заставляли поспешить с обедом. А чувство важности, достоинства и самоуважения, которое, наконец, удалось вернуть, хоть и не в полной мере, утверждали – вести себя нужно, как обычно, как привыкли люди, хотя бы тот же хозяин таверны, который лично принес сейчас жаркое из нежной телятины.
– То есть, кушать размеренно, с аппетитом. И идти к управе не спеша, отвечая легким кивком поклонам горожан. И в управе не сразу принять доставленных. Пусть посидят в холодной, потрясутся от неизвестности, от возможных неприятностей.
За этими
