находит это глупым.
– Разве ты не понимаешь, что только это их и интересует – наши члены?
– Ерунда. Мы же ведь дети.
– Но мы вырастем.
– Все равно ерунда. Я никогда не буду заниматься сексом.
– А что насчет поцелуев?
– Суперерунда.
– Ты знаешь, что они хранят в холодильнике в лаборатории малафью? – Джонас ухмыляется, увидев на лице у своего приятеля недоумение. – Ну как же, «кефир»? «Смазку»? «Сок из трусов»?
– Зачем? – сбит с толку Майлс.
– Чтобы твоя мама забеременела.
– Чушь собачья. Она не захочет.
– Захочет. Наверное, она пытается забеременеть прямо сейчас. Возможно, она уже беременна!
У Майлса перед глазами все становится белым и расплывается, словно гнилостное заплесневелое лицо Раковых пальцев.
– Заткнись! Заткнись немедленно! – Он с силой толкает Джонаса, и тот налетает на стол. Разбивается что-то стеклянное.
Но Майлс уже бежит, спешит к лестнице. И ему нет дела до того, что Джонас плачет; он хочет на улицу, хочет вырваться отсюда и вернуться домой. В свой настоящий дом, в Йоханнесбурге, где кошка и знакомые соседи.
Но тут его хватает за руку солдат-медсестра.
– Стой! Остановись! Ты должен лежать в кровати!
И он не плачет. Не плачет.
13. Билли: Разъяренные кошки
Все это кажется привычным. Незнакомая ванная, холодный белый фарфор, к которому она прижимается щекой, край раковины, впивающийся в ключицу, кто-то прижимает ее голову вниз. Она уже бывала здесь, думает Билли. Когда ей было одиннадцать лет, и она впервые перегнулась через фарфор, извергая содержимое желудка, и миндальный вкус ликера, проходящего в обратную сторону, казался еще более омерзительно-сладким. Коул держала ее за волосы, она хотела вызвать «скорую», рассказать папе, она умоляла, потому что алкогольное отравление – это очень серьезно.
Он отправит меня в интернат! Ни в коем случае не говори ему! Ты хочешь остаться совсем одна?
Свалила всю вину на уборщицу. «Па-а-ап, почему от Марты пахнет марципаном, когда она убирает в гостиной? И почему она всегда закрывает дверь?» Для того чтобы пройтись пылесосом по всем углам. Билли это знала. Однако этого оказалось достаточно, чтобы заронить сомнение. А только это и нужно – тень сомнения. Коул ничего не сказала, а Марту выгнали, что было замечательно, потому что она вечно трогала личные вещи Билли и ворчала, что та не застилает кровать. Нет смысла плакать из-за разлитого «Амаретто».
Обжигающее дезинфицирующее средство. Рико выливает ей на затылок целый долбаный флакон, возвращая ее к действительности. Билли кричит, помимо воли, задыхается от химического вкуса в носу, во рту. Она пытается вырваться и ударяется головой о медный кран.
– О-о, твою мать!..
– Все равно что мыть разъяренную кошку, – своим резким европейским акцентом произносит Зара. Чудненько, значит, и она тоже тут. Вся шайка.
