остывая, прислушиваясь к шорохам ночи. Потом осторожно встал, чувствуя подушечками ног земляной холод, и сделал несколько шагов.
Было темно. Жёлтая зимняя заря потихоньку разгоралась – но где-то далеко, откуда долетали только отдельные отсветы. Воздух казался каким-то пухлым, как бы набитым влагой.
Робко свистнула какая-то птица. Никто ей не ответил, и она обиженно замолчала.
Алиса, тихо спящая в той же ложбинке, задёргалась, заметалась во сне. Базилио кинулся к ней.
– Холодно… – простонала лиса сквозь зубы.
Кот, недолго думая, лёг на лису сверху, накрыл собой, подняв температуру тела до сорока двух градусов.
Через пару минут у него закружилась голова от перегрева. Зато Алиса успокоилась, засопела сонно и уютно. Базилио осторожно понизил градус до обычных тридцати восьми и устроился поудобнее. Осторожно потрогал торчащий лисий нос. Тот показался очень холодным. Тогда он осторожно подышал ей в ноздри. Лиса тихонечко фыркнула во сне и чуть приоткрыла рот. Обнажилась алая полоска десны и мелкие жемчужинки зубов.
"Я лежу на лисе” – эта мысль проплыла у Базилио в голове, как длинная водоросль, оторвавшаяся от речного дна и подхваченная потоком мыслей. “Я ей в носик дышу” – всплыло рядом. Кот понял, что у него – впервые в жизни – получается стихотворение, и задумался над третьей строчкой. Но больше ничего не выплывало, а подбирать слова механически он не умел. Тогда он сосредоточился на рифме, надеясь приставить остальное потом. Рифма не шла: промелькнуло что-то о колесе, карасе, колбасе, косе, красе, овсе – и даже какое-то per se попыталось влезть в строку… В конце концов он остановился на “я такой же как все”. Слова были чужие, но стихи кот сочинял для себя, так что он решил, что это неважно. Потом в конце четвёртой строки, пока ещё холодной и пустой, замерцало “прошу”. Подумав, получил – “я о чём-то прошу”.
Баз тяжело вздохнул. Ну конечно же, он понимал, о чём просит. И даже слишком хорошо.
"Всё, хватит лирики, пора вставать” – решил он. И даже попытался. Но оторваться от тела лисы оказалось непросто. Оно было как мёдом намазано, и этот мёд лип к нему, лип и тянул, тянул.
До сих пор Базилио со своими желаниями справлялся. Но то, что происходило здесь, в этом зимнем лесу, было сильнее любого желания. Он чувствовал, будто стоит возле двери дома, своего дома, который построен для него, – и топчется у порога.
Странное чувство владело им. Сейчас он совсем не боялся заразиться от Алисы: он об этом даже не думал. Но он боялся её разбудить.
– Кхы-кхы! – раздалось из-за дерева.
Базилио вскочил, развернулся, срывая с носа очки – готовый разить.
– Извините, если не вовремя, – продолжил невидимый собеседник. Голос у него был стариковский, скрипливый. – Я тут мимо проходил. Не помешал?
Больше всего на свете коту хотелось проорать что-то вроде – “да, блядь! ты мне помешал, джигурда старопёржая, и лучше бы тебе сдохнуть прямо сейчас, скобейда,
