значит, она слабая натура, значит, туда ей и дорога.
– Ах, Женя, как ты говоришь. Теперь уж не нам судить ее.
– Все это вздор. Это уж теперь доказано, что жизнь – борьба за существование. Он воспользовался ее любовью, хорошо, – а она о чем думала? Ведь это с ее согласия было. Стало быть, он и прав. Кто умеет добиться своего, тот и прав, а ротозею не к чему и жить. Таков закон.
– Ну, закон. Кто его написал?
– Закон природы, открытый Дарвином. Он доказал, что мы все от обезьян происходим. Которые обезьяны были поумнее, те сделались мало-помалу людьми, а остальные так скотами и остались. То же и у людей: каждый заботится сам о себе, а кто не умеет, того затолкают. Выживают только субъекты, приспособленные к жизни, – слабые и себе и людям в тягость.
Шаня посидела минутку молча и задумчиво, потом засмеялась, соскочила со скамейки, подпрыгнула, ухватилась за толстый сук яблони и подтянулась на руках. У нее были сильные руки, да и вся она была сильная и ловкая, – ей никакого Дарвина не страшно. Радость охватила ее и заставила звонко взвизгнуть. Ну, а Женя, конечно, нахмурился.
– Что за манеры! – проворчал он. – Ты ведешь себя как мальчишка.
– Тебе небось завидно, – сказала Шаня, продолжая смеяться и прыгать.
– Что за слово «небось»!
– Чем же не слово?
– Вообще у тебя ухватки грубые и слова мещанские. Можно бы вести себя поприличнее.
Шаня обиделась и угомонилась.
– Мои слова не нравятся, так нечего со мной и говорить. Известно, я невоспитанная, ну так иди к барышням.
Шанины губы дрогнули и на глазах заблестели слезинки. Женя почувствовал раскаяние.
– Шанечка, дорогая, – закричал он, бросаясь к ней, – не сердись: я – грубый, а ты – божественная, добрая.
Шаня и Женя забрались в самый дальний угол сада. Из-за изгороди видны были поля и вдали лес. Шаня прислонилась грудью к невысокому забору, счастливо вздохнула и тихонько промолвила:
– Как красиво!
Женя принял усиленно равнодушный вид.
– Ну, – сказал он, – это веселит тебя потому, что ты еще мало что видела. Вот если бы ты побывала за границей – так там есть местечки, в Швейцарии, например, на Рейне. Я во всех этих местах был, и в Италии, и во Франции – словом, везде.
– А в Америке был? – спросила Шаня.
– Нет, еще не был.
– Ну, значит, не везде был.
– Ну, кто же ездит в Америку! А ты была в Москве?
– Нет, меня никуда не возили, я только в Рубани была, а дальше и не бывала.
– Что Рубань! Только слава, что губернский город, – городишка самый захолустный. Ты, значит, ничего хорошего не видела.
Шаня завистливо вздохнула.
– Когда я буду большая, – сказала она, – я везде, везде выезжу, во всех городах побываю.
– Во всех городах нельзя побывать, – важно сказал Женя, – их очень много.
– Что ж, что много! А вы отчего нынче никуда не уехали?
– Ну, мы порастрясли денежки, – досадливо
