говорил он, – уж я тебя знаю, недаром я прямо к тебе. Как в порядочном доме не быть водки!.. Да, да, жаль нашего маримонду.
– Это еще что за маримонда?
– И того не знаешь? Все он же, Лешка Молин.
– Кто ж его так прозвал?
– Сам себя назвал. Он, брат, всякого догадался облаять. Ты думаешь, тебя он не обозвал никак? Шалишь, брат, ошибаешься.
– А как он меня назвал?
– Сказать? Не рассердишься?
– Чего сердиться!
– Ну смотри. Слепой черт, вот как. Логин засмеялся.
– Ну, это незамысловато, – сказал он. – Ну а что же это значит, маримонда?
Баглаев меж тем наливал уже третью рюмку водки.
– А вот что значит, – принялся он объяснить, – он говорит: я некрасивый, в такую, говорит, маримонду ни одна девица не влюбится, не моим, говорит, ртом мух ловить. Но только он по женской части большой был охотник – ко всем невестам сватался. И за нашей Евлашей приударил. Он учитель, она учительница, он и вздумал, что они пара. Но он к ней всей душой, а она к нему всей спиной. А он не отстает. Ну, известно, она у нас живет, я обязан был за нее заступиться. Но только по женской части ему и капут пришел. Ау, брат, сгинул наш Лешка, а теплый был парень!
– Да что с ним случилось, скажи ты наконец толком, а не то я водку уберу.
Баглаев проворно ухватился за графин.
– Стой, стой! – закричал он испуганным голосом. – Отчаянный человек! Разве такими вещами можно шутить? Я тебе честью скажу: в тюрьму посадили! Ну, что, доволен?
И Баглаев принялся наливать рюмку.
– В тюрьму? За что? – с удивлением спросил Логин.
Ему приходилось встречать Алексея Ивановича Молина, учителя городского училища. Это был кутила и картежник. Но все-таки казалось странным, что он попал в тюрьму.
– Постой, расскажу по порядку, – сказал Баглаев. – Знаешь, что он жил у Шестова, у молоденького учителя?
– Знаю.
– А знаешь, почему он к Шестову переехал?
– Ну, почему?
– Видишь ты, его уж нигде не хотели на квартире держать: буянит, это раз.
– Ну, в а том-то и ты, Юрий Александрович, ему помогал.
– А то как же? Он, брат, мастак был по этой части, – такой кутеж устроим, что небу жарко. А другое, такой бабник, что просто страх: хозяйка молодая – хозяйку задевает; дочка хозяйкина подвернется – ее облапит. Ну и гоняли его с квартиры на квартиру. Пришло наконец так, что уж никто не хотел сдавать ему комнату. Ну, он и уцепился за Шестова: у тебя, мол, есть место, твоя, мол, тетка с сыном потеснятся. Ну, а Шестов уж очень его почитал, – он, брат, скромный такой, все с Молиным вместе ходили да водку пиля.
– Это ты, городская голова, и называешь скромностью?
– Чудак, пойми, от скромности и водку пил: другие пьют, а ему как отстать? Ну, вот он и не мог отказать, – пустили его, хоть старухе и не хотелось. Ну и что же вышло, – прожил он у них месяца четыре, и ведь какой анекдот приключился, так что даже очень удивительно!
– А
