и создание препарата теперь откладывается на неопределенный срок.»
Я искренне хотел, чтобы в моем голосе не слишком отчетливо слышалось сожаление, однако проницательный Женька все же уловил оттенки и улыбнулся:
«Не жалей, Тихон,» – сказал он нейтрально. – сделаешь еще. Садись, остынет все…»
Мы в полном молчании уселись за стол и принялись за еду. При всех своих достоинствах, Дергачев еще и потрясающе готовил, и я не удержался от вопроса:
«Скажи друг Женька, где ты научился гастрономическим премудростям? Ни в одном ресторане так не готовят!»
Дергачев довольно улыбнулся и пробормотал, невежливо запихивая в рот очередной кусок:
«Знаешь, чем кормили нас в интернате? Жиденьким супом из мороженой картошки, а на праздники угощали каменными булками с запеченными в них тараканами. Я тогда поклялся себе, что при первой же возможности приготовлю себе нормальную еду и сожру ее в одно лицо. Моя жена готовила не слишком вкусно, и однажды я достал какую-то книжку с рецептами и сделал нам пасту болоньезе. Мне очень понравилось название блюда, хотя я весьма отдаленно представлял себе, что вообще должно получиться в итоге. Я очень старался, и когда мы сели с ней за стол, жена объявила, что раз я такой умелец, отныне в семье готовить буду я. Я отточил мастерство, ни на минуту не забывая о супе и тараканах. Наверно, поэтому сейчас неплохо готовлю!»
С гордостью подвел итог Женька, чем вызвал мой одобрительный хмык. Меня никогда не волновали подобные проблемы, поэтому я, выслушав очередную страшилку из Женькиного детства, дружески произнес: «Здорово, Женя! Моя Настя вообще ничего не готовила, а если и пыталась добраться до моего сердца через желудок, я выбирал из двух зол меньшее и указывал ей другой путь.»
Дергачев засмеялся и вдруг потерянно оборвал себя и надолго замолчал, привычно уставившись перед собой.
Я не стал продолжать эту тему и закончив ужин, вернулся к разоренному рабочему столу. Пока Дергачев прибирал остатки ужина, наступила глубокая ночь. Я предложил ему остаться переночевать у меня, не особенно надеясь на его согласие, но к моему удивлению, Женька равнодушно кивнул и домыв посуду, присел возле печки, видимо намереваясь спать там.
«Ложись на диван, Женя, – пробормотал я, не отрываясь от записей, – я все равно не усну, так что он мне не понадобиться.»
Зная о привычках бывшего бродяги, я был уверен, что он не послушает моего совета и ожидаемо уляжется на полу, однако, когда я наконец поднял голову от тетрадки, то с удивлением увидел, как сладко сопит мой гость, заняв собой весь предложенный ему диван.
К рассвету меня сморило тоже и когда я открыл глаза, то обнаружил пустую комнату и аккуратно заправленную постель. Мой вчерашний гость ушел по-английски, оставив после себя образцовый порядок. Я потянулся, распрямляя затекшие конечности
