Каждый дюйм этого разворота был исписан четырьмя повторяющимися словами: «Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня…»
И далее, и далее.
А прямо под ураганом из этих слов, в самом низу последней страницы дневника, как послесловие, было нацарапано: «Отец, спаси их. Отец, спаси нас всех».
Глава 6
Впервые я увидел тебя на берегу реки. Солнце играло на твоих щеках, ветер трепал локоны, а ты сидела, спустив ноги в воду, и улыбалась мне. Думаю, до этого момента я никогда не испытывал настоящего страха, но Отец мне свидетель, я боялся тебя.
Восемь дней минуло без происшествий. По утрам Иммануэль гнала овец на пастбище. Иногда отводила девочек в школу. Продавала на рынке шерсть и боролась с соблазнами книжной палатки и леса. В субботу она пришла в собор и сложила свои грехи к ногам пророка. Во время молитвы она закрыла глаза и не открывала их. Она пела гимны с таким усердием, что охрипла к середине службы, и остаток многочасовой мессы ей пришлось разговаривать шепотом. Дома она не перечила Марте и не цапалась с Глорией.
Она следовала всем догматам и заповедям.
Но по ночам, когда Муры расходились по своим комнатам и дети ложились спать, Иммануэль доставала из-под подушки дневник матери и читала его с тем благоговением, с каким Марта штудировала страницы Священного Писания.
Во снах она видела женщин в лесу. Сплетение их ног и цепкие пальцы. Мертвые взгляды, невидяще вперившиеся в черноту лесных коридоров, разомкнутые губы, точно после долгих поцелуев. И наутро, когда Иммануэль просыпалась от этих окаянных сновидений, вся в холодном поту, запутавшись ногами в простынях, Темный Лес подолгу не шел у нее из мыслей, и ее желание вернуться туда снова неумолимо росло.
Утром, которым Лия должна была получить печать и обвенчаться с пророком, Иммануэль проснулась, лежа щекой на дневнике своей матери. Встрепенувшись, она резко села и разгладила страницы, прежде чем захлопнуть тетрадь и сунуть ее под матрас.
Втиснув ноги в резиновые сапоги, она спустилась по лестнице и через черный ход вышла во двор, откуда двинулась к загону, чтобы выпустить овец на пастбище. Затем, готовясь запрягать коляску перед поездкой в собор, вывела из стойла старого мула, отмыла его, накормила и подуздала.
За полями и за пастбищами чернел лес, погруженный в тень светом восходящего солнца. Иммануэль поймала себя на том, что ищет среди ветвей лица Возлюбленных, которых встретила той ночью в лесу; силуэты, зарисованные в дневнике ее матери.
Но она никого не видела. Лес вдали стоял тихо и неподвижно.
К тому времени, как Иммануэль вернулась на ферму, дочери Муров завтракали в столовой. Онор сидела за столом, зачерпывая ложкой остатки каши, а Глория изучала свое отражение на дне начищенной кастрюли, дергая себя за косы
