священна. Мирина до сих пор помнила тот день, когда несколько деревенских жителей тайком собрались за навозной кучей, чтобы обсудить судьбу одного малыша, чьи родители считались уж очень никудышными.
– Нам надо подумать как следует, – сказал один из деревенских, – не стоит ли забрать у них мальчика и передать его в другой дом, где о нем будут лучше заботиться?
Мирина тогда была ребенком и мало что поняла в этом разговоре. Но она прекрасно видела, как разъярилась ее мать, вмешавшаяся в спор:
– Да как вы вообще могли до такого додуматься? Забрать малыша у тех, кто его любит больше всего на свете? Даже если вам кажется, что сейчас он страдает, то он будет страдать в тысячу раз больше, если его вырвут из родной семьи! Идите-ка вы по домам, соседушки. – Она с отвращением махнула рукой в их сторону. – И устыдитесь своих глупых сердец!
Однако верховная жрица лишь постучала пальцами по подлокотникам трона и наконец сказала:
– Мы не должны поддаваться на их жалобы, Мирина. Представь, что все будут жить вечно в чертогах богини Луны… какой там воцарится шум! Это же будет нестерпимо!
– Но, может быть, – осторожно заговорила Мирина, не обращая внимания на испуганное лицо Анимоны, знаками просившей ее замолчать, – богиня, обладая великой силой, сумела бы как-нибудь отделить самых шумных от тех, кто ведет себя тихо… ну, например, стеной?
– Довольно, Мирина! – Верховная жрица внезапно встала. – Займись своими делами и впредь изволь соблюдать наши правила!
Какие правила? Мирина огляделась по сторонам в поисках ответа, но не нашла его. Анимона низко склонила голову, а Кара улыбалась – самодовольно, важно, понимая, что ее улыбка уколет Мирину куда сильнее, чем просто укоризненный взгляд.
Тем же вечером за ужином Анимона ткнула ложкой в сторону стены и сообщила:
– Они все здесь. Храмовые правила. Кто-то должен был тебе объяснить. Наверное, мы просто забыли. Мы уже слишком к ним привыкли.
– Где?
Мирина уставилась на стену, но не увидела ничего, кроме повторяющегося черного рисунка на кремовой штукатурке. Она не сразу поняла, о чем именно говорила Анимона. Во время ужина все разговаривали только на официальном языке храма, а Мирина, хотя и училась всему очень быстро, все еще с трудом понимала даже самые простые фразы. Не шло на пользу делу и то, что Лилли все еще хранила обет молчания; и хотя сестренка сидела на скамье рядом с Мириной, морщась от усилий не нарушить данное обещание, она ничем не могла ей помочь.
– Да на стене! – Анимона снова взмахнула ложкой. – Они тут написаны. Что мы можем делать, а чего не можем. Ты разве их не видишь?
Одна из женщин вмешалась в их разговор. Она была старше подруг, и ее седеющие волосы были аккуратно убраны под шапочку.
– Это называется письмо, – объяснила она Мирине с полным искреннего сочувствия взглядом. – Все эти маленькие рисунки – на самом деле слова.
Видя
