ни любовь, ни смерть уже не снятся.Там не о чем жалеть и нечего бояться.
Там, онемев, теряет жажду власти
родная плоть, воюющая в нас.
в.
Тот, кто уплыл, не помнит о причале.
Вода, качаясь, древесину гложет.
Мысль избегает этой пустоты.
Но в чем-то проще наша жизнь, чем может
нам показаться и уже в начале
мы зреем для последней простоты.
Ведут ли нас, идем ли мы вообще,
кто здесь пастух, а кто в ярме воловьем, —
вот игры вечно-юных мудрецов.
Но чуять смысл и преданность вещей,
себя считать всего, что есть, подобьем, —
не это ль нам досталось от отцов?
Возможно, это, если мы мужчины.
Но жизнь свою мы чертим на песке
и этот контур океан смывает.
И лишь в канун последней годовщины,
как Одиссей, попавший к Навсикае,
мы о начале думаем в тоске.
г.
Начало всех начал: в паху и в сердце
мы ощущаем первые толчки
и начинаем выяснять причины.
Жизнь целому дают две половины,
одним лучом в двойном единоверце
решившие соединить зрачки.
Объявлен поиск, но земля мала.
Нам и в любви не достает отваги.
Две половинки погибают врозь.
А мы, к судьбе не ощущая тяги,
всё думаем, судьбу пройдя насквозь,
что нас, – но где? – Офелия ждала.
Здесь каждый одинок, как придорожный крест.
В степи журавль колодезный богаче
людскими лицами, чем мы среди людей.
Тиран, предатель, узник, – лицедей, —
на выбор. Мы глядим окрест
и видим вновь, что здесь нельзя иначе.
д.
Так мы живем. Как водится, назло
и вопреки всему, что против жизни,
порою вопреки самим себе
и много чаще вопреки отчизне.
И чтобы жизнь совсем не развезло,
спаси нас, Господи. Ведь всё в Тебе.
И что нам надо, в сущности, для счастья?
Всё наше счастье здесь наперечёт:
земля (мы с нею вместе колобродим),
товарищ (молчаливое участье),
любимая (бывает, что находим)
и Родина, – но тут, как повезёт.
О, хоть бы эхом собственного ритма
заполнить этот Божий стадион.
Но жульничает Бог. Он жмот и жила.
И наша жизнь уже дыханье сбила,
вращая бесконечный марафон.
И в Колизее не слышна молитва.
е.
Но потянуло снегом и ледок
вчера покрыл предутренние лужи.
А утром воздух тихо зазвенел.
И в суете своих обычных дел
я целый день разыскивал исток
звучания, которым был разбужен.
Как странно всё же: осень, не весна,
пора, – что там ни думай, – увяданья
и птицы нас покинули давно,
а я смотрю на улицу в окно
и медленно, как будто бы со сна,
вхожу по пояс в реку ожиданья,
по грудь, по шею… Заливает рот
вода надежды. Что
