Я не настолько ловок, чтобы перебраться на заднее сиденье и пригнуть ее к полу. Открыть багажник я тоже боялся – опасался, что она прошмыгнет мимо меня и убежит. Но сделать все-таки что-то требовалось: до Седоны оставалось еще сорок миль горного серпантина.
К счастью, я захватил с собой несколько одеял. Опираясь на одну трость и перебросив одеяла через плечо, я проковылял к задней части машины. Очень осторожно приоткрыл заднюю дверцу – ведь стоило допустить оплошность, и я бы потерял собаку. Но в этот момент, словно специально испытывая нас, сзади прогудел грузовик, и порыв ветра от промчавшейся тяжелой машины вырвал у меня дверцу из рук. Я остался с Кометой.
– Все хорошо, девочка, – проговорил я.
Собака стояла и удивленно смотрела на меня. Желая подбодрить, я погладил ее по голове. И продолжал гладить, хотя, судя по ее виду, она нисколько не нуждалось в моем утешении. Когда я успокоился, то потянул ее за передние ноги, пригибая вниз, чтобы она улеглась на одеяло. Собака сопротивлялась, и я с минуту ласково почесывал ее между ушами. Наконец она послушалась, опустилась на пол, и я осторожно закрыл дверцу. Оставшийся путь до дома она удобно провела на одеяле.
Небо уже темнело, когда я, миновав подъездную дорожку, пристегнул поводок к ошейнику и повел Комету к двери. Ступив на выложенный плитками пол и услышав отрывистое цоканье своих длинных когтей, собака подскочила, как испуганный кот. Что за звук? Прежде ей не приходилось ходить по плиткам. Она испуганно сделала еще один шаг и снова в ужасе подпрыгнула. Сдерживая смех, я поспешно проводил собаку на ковер в гостиной, размышляя, что же за существо я взял себе в дом.
Измученный, не представляя, что еще может взбудоражить Комету, я провел ее в спальню, где установил просторную проволочную собачью клетку. Значительную часть жизни спортивные собаки проводят в вольерах на кинодроме, и я решил, что в клетке борзая почувствует себя в привычной обстановке и сможет спокойно отдыхать. Эта к тому же имела уютную мягкую подушку. Комета рванула к ней, как бейсболист к «дому». Я оставил дверцу клетки открытой, но дверь в спальню закрыл, чтобы собака, пока я сплю, не сделала каких-нибудь новых пугающих открытий. Сытно ее накормив и налив свежей воды, я лег в постель и закрыл глаза.
В комнате было темно, когда через несколько часов я, проснувшись, повернулся на бок и посмотрел на часы. И тут же, отпрянув, воскликнул:
– Боже праведный!
Сбоку от кровати стояла Комета и смотрела на меня. Ей скорее было любопытно, чем страшно, – моя реакция ее ничуть не испугала. А затем она без видимых усилий оторвалась от пола и оказалась на кровати. Несколько мгновений постояла рядом со мной, затем, одновременно скользнув передними лапами вперед и подогнув задние, села. Следующие полчаса я провел, разговаривая с собакой – рассказал, кто я такой, объяснил, куда она вляпалась.
– Не поверишь, Комета, – сказал я, – раньше я тоже был спортсменом.
Впервые проблемы с моим позвоночником обнаружили, когда мне было шестнадцать лет и, как тогда считали, вылечили сращиванием.
