на утлую лодчонку.
Вика недоверчиво уставилась на него.
– Она утонет, – объяснила она ему, как ребенку. – Буль-буль!
Он хмыкнул.
– Ты русская?
– Да! – Вика слегка опешила от неожиданной смены темы.
– У вас буль-буль делает собака.
– Что?
– Собака. – Он показал ладонью над досками рост. – Ее бросили в воду.
Вика уже сбилась со счета, в который раз за этот день ее накрывает ощущение абсурдности происходящего. Собака, значит. Которую бросили в воду. И которая делает буль-буль.
– Ты про «Муму»? – осторожно осведомилась она.
– Си, Муму!
У него получилось «мюмю».
«Господи, этот носильщик читал Тургенева».
Тем временем парень смотал веревку и бросил на дно своей жалкой посудины.
– Мюмю тонет, – сообщил он. – Лодка – нет.
И выразительно ткнул пальцем вниз.
Сраженная этим аргументом, а еще больше знакомством странного типа с русской классической литературой, Вика покорно забралась в лодку. У самого борта плеснула волна.
Парень спрыгнул вслед за Викой. Под его тяжестью посудина просела так, что теперь была почти вровень с водой. Он завел на корме маленький мотор. С дерзким шмелиным жужжанием лодчонка задрала нос – Вика едва не вывалилась – и рывками почесала вдоль берега.
Ветер обдувал лицо. Вика провела ладонью по растрепавшимся волосам и спохватилась, что где-то потеряла кепку. Наверное, та осталась валяться на месте стычки.
Парень, не глядя, сунул ей какую-то тряпку.
– Голова! – показал он. – Закрой.
Она торопливо повязала подобие платка, надвинула пониже. Ее провожатый выудил откуда-то скомканную шляпу, расправил и нахлобучил на голову. Лицо скрылось в тени мятых полей.
Отважно лавируя среди домов, словно нарочно выставляющих острые углы, лодчонка прошлепала под двумя низкими мостами – и они выплыли на главную дорогу Венеции.
Гранд-канал.
Навстречу им разбегались по сморщившейся воде моторки, катера-вапоретто. С достоинством плыли гондолы. На мосту Риальто люди толпились так тесно, словно ожидали салюта. Все было яркое, сочное, шумное, с брызгами воды и солнечными лучами, избыточно красивое – то есть чисто венецианское.
В первые секунды Вика онемела от свалившихся на нее впечатлений. Вид Гранд-канала с воды вытеснил даже страх, засевший внутри с того момента, как в ее поясницу впечаталась «спица».
Розовые, красные, желтые, серые дворцы обрамляли канал. Величественные колонны, бесконечные стрельчатые арки, словно прорезанные в бумаге… Эта красота казалась бы декоративной, если бы не следы упадка, встречавшиеся на каждом шагу.
Уже минуту спустя Вика поняла, что перед ней дома-старики. Это были итальянские старики, они держались с достоинством, они носили безупречно отглаженные брюки, щегольские
