Кто дьявола отторг,Он был и мастером рубанка.
Пойдём в твой дом, преломим хлеб,
наполним брагою бокалы,
и да горит Борисоглеб
кострами клёнов жёлто-алых!
В Егорьев день
Худой священник в грубой рясе
идёт селом и в каждый дом
заходит, от заката красен,
пугает Страшным всех судом…
– Пугай словами, нам не страшно.
Страшны живая боль да смерть,
а что в грядущем иль вчерашнем —
нам, как быку на прясле жердь.
Допустим, били… или, может,
ещё и взгреют ей бока,
сейчас другая страсть тревожит
рога поднявшего быка:
весна, и пахнет майским гоном…
И мы, к словам Судьи глухи,
с ума смываем самогоном
судьбы и помыслов грехи.
Поём в безумии весёлом,
налив стакан по самый край,
как хорошо по нищим сёлам
цветёт черёмухами май…
Солярки нет. Под жидким снегом
озимых сгибла полоса…
«Э-эх, пропада-а-ай, моя-я теле-ега,
да все четы-ыре-е колеса-а!»
«Из какого, скажите мне, крошева…»
Из какого, скажите мне, крошева,
Из какого, ответьте мне, месива
В нас рождаются крохи хорошего,
Чтоб плохое любовь перевесила?
Себялюбцы, дельцы, пересмешники,
Поджигатели моря и истины,
Нигилисты и гаеры-грешники,
Что же мы до святого корыстники?
Даже тот, кто, рехнувшись, по-гадскому
Сатане льёт елей поклонения,
Призывает не пламени адского
Для себя, а любви и спасения.
Смотрим под ноги, бьём в переносицы
Тех, кто топчет судьбы нашей линии,
Но поднимем глаза и возносимся
В непонятное, дальнее, синее —
В глубину, где над зорями зарева
Духу звёзды гремят, как бубенчики,
Возвращаясь из варева-марева
Всей душой, – пусть на час, – как младенчики.
Проклинаем, что подленько прожито
В каузальности зла и бессилия.
Видно, дальнее крохи хорошего
Сыплет в нас, чтоб любовь пересилила.
Загорится земля под подошвами,
Обернётся мир лающим чудищем,
Но оно не осилит в нас прошлого,
Что из звёзд осыпается будущим.
Высоко за песнями уплывает дым
Валерий Белозёров
«Зима – зима. Заснеженное поле…»
Зима – зима. Заснеженное поле
Да небеса за дымкою немой.
Белела Русь, когда по Божьей воле
Я шёл по ней. Я шёл к себе домой.
Неторопливо, думая о разном,
Я выплетал прерывистую нить.
Была судьба в её сугробах вязнуть,
Была судьба одну её любить.
И не судить. И выдохнуть плохое,
Залюбоваться ею просто так.
Узнав овраг, подёрнутый ольхою,
И тот ручей, пронзающий овраг.
Она белела – чистая
