знать о новой партии и ее армии. Это подорвет его положение, если не хуже.
Николь сощурилась:
– Значит, Марк не торговец шелком? Ты, Марк, папа. Все замешаны в этом деле?
– Во благо Франции. Ты же знаешь, что больше всего заботит папу.
Николь покачала головой.
Решив с головой окунуться в работу, Николь направилась прямиком в магазин. К концу дня ее глаза горели, а мышцы ломило от усталости, ведь она переносила с места на место тяжелые рулоны шелка. Правда, чувствовала себя уже лучше. На следующий день Николь перекрасила магазин в роскошный бирюзовый оттенок, нежный, словно скорлупа утиного яйца.
За последующие дни она набрала цветков лотоса для витрины и привела в порядок верхнее помещение, приспособив его для жизни, отполировала мебель пчелиным воском, надраила кафельный пол ароматным лимонным мылом. Часами она сшивала лоскуты шелка вместе, чтобы сделать сияющие занавески, подушки и покрывало в тон. Николь научилась создавать абажуры с кисточками и придумала, как сделать из шелка красивых птичек с перышками, которых она повесила в прихожей. После этого она взялась шить шали и шарфы на продажу.
Магазин наводнили молодые вьетнамки, желавшие приобрести такие аксессуары, и магазин шелка превратился в центр ее жизни. Там она чувствовала себя в безопасности и собиралась сделать карьеру.
Однажды вечером она случайно встретила на улице У Лан. Мысли Николь тут же заметались. Что же сказать подруге? Как смолчать о смерти ее двоюродного брата?
– Привет, – сказала У Лан. – Прости, в последнее время я тебя не навещала, была занята мамой.
Николь переступила с ноги на ногу, стараясь унять волнение.
– Ничего страшного. Я… я тоже была занята.
– Хочешь, можем спеть? Мама сейчас спит, и у меня есть немного свободного времени.
– Даже не знаю, – замешкалась Николь. – Я очень устала.
– Давай. Это тебя немного растормошит. Мне всегда помогает в конце дня.
Николь уступила, и они вдвоем поднялись наверх.
– Комната очень красивая. – У Лан окинула взглядом помещение, отмечая, как оно изменилось. – У тебя талант.
Они запели, но У Лан выглядела ужасно подавленной, и сердце Николь сдавило от угрызений совести. Обе девушки пребывали в удрученном состоянии и вскоре сделали передышку. Николь открыла бутылку имбирного пива и передала У Лан.
– Присядем на диван, – сказала она как можно более расслабленно.
У Лан притихла. Она молча смотрела на бутылку в руках. Боже, подумала Николь, сейчас она скажет мне, что ее кузен Чан мертв. Во рту появился неприятный привкус. Неужели у лжи действительно есть вкус? Николь пыталась придумать, с чего начать разговор.
– Как твоя мать?
– Хуже.
Значит, вот в чем дело. Николь испытала облегчение, пусть это было не слишком благородно.
– Ее осматривал врач?
– Он ничем особо не помог.
Николь
