а продолжила:
– Мне было шестнадцать, когда я впервые его увидела. Спустя месяц после смерти отца. Он пришел к нам на ужин. В мой день рождения.
Зрители в зале задержали дыхание.
– И-и? – не выдержав паузы, спросила ведущая.
Лика потупила взгляд, рассматривая свои черные лакированные туфли-лодочки. Облизнула губы, выдохнула, мотнув головой:
– Он подарил мне съемки. В кино. Его знакомый режиссер взял меня на маленькую роль. И не в массовку, а сразу в приличный эпизод. Мы стали дружить. Он приходил к нам в гости почти каждый день, помог расплатиться с долгами. В семнадцать я поступила в театральный институт, и к тому моменту за моими плечами уже было приличное портфолио – одиннадцать кинокартин и сериалов. Роли не главные, второстепенные, эпизодические, но все же это результат и путь к вершине успеха.
Игорь благословлял меня и вместе со мной радовался моим успехам. Но тот момент я уже перестала обращаться к нему на «Вы» и «Дядя Игорь». Он стал мне другом. Но ровно до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать. И он изменился. Из него, наконец, вырвался наружу тот зверь, который долгие годы истекал слюнями и похотью, взращивая меня для себя, холя и лелея. Он вырастил под себя игрушку, вещь, рабыню. Жену. Отрезал меня от мира сверстников, подруг, вечеринок и посадил дома. Спасал только театр, в котором я играла небольшие роли.
В тот год было два юбилея – мое восемнадцатилетие и его – сорокапятилетие. Он отмечал с размахом – в дорогом ресторане в центре Петербурга с журналистами и звездами. Мой, спустя три недели – на старой полузаброшенной даче в Подмосковье. Семейный вечер. Без света – за окном гроза и страшный ливень; под треск и мерцание свечей…
– А потом? – спросила известная телеведущая, и в глазах ее застыл горячий похотливый огонек.
– Потом я вышла за него замуж.
– Я не об этом. – Выгнула она бровь. – Я о вашей порочной связи с Кириллом Бариновым. Вы изменили мужу с этим молодым киноактером…
– Хватит! – Прошептала отчаянно Анжелика и задрожала от ужаса. – Я никому не изменяла. Я просто совершила побег из своей золотой клетки…
– Удачно? – усмехнулась телеведущая, бросила взгляд на ее запястья, на которых все еще виднелись синяки и ссадины.
Лика закрыла глаза и с силой закусила губы…
…Очередной раскат грома заставил вздрогнуть и испуганно зажмуриться. Я, по-моему, даже вскрикнула, а мама и дядя – наш друг семьи – лишь засмеялись.
– Что, ангел, мой, страшно? – спросил он и легонько коснулся моей руки.
– Немного. – Я руку не убрала, хоть мне и не нравились его слишком частые прикосновения.
Мать поставила на стол свечи в подсвечниках, чиркнула спичкой, и кухню наполнил мерцающий свет. На стенах заплясали тени, стало светлей, но не спокойней. Что-то тревожило, ныло в груди и от этого становилось все хуже. Тоскливо и одиноко.
– Ты чай-то будешь? – мама уже тянулась к чайнику.
– Да. – Я высвободила руку, посмотрела в окно. По нему текли ручейки дождя, крупные капли неистово бились о стекло, а на небе то и дело сверкали кривые полоски света. Молния.
– Как прошел твой день, Изабелла?
Его голос знаком до боли, заучен еще с детства, но сейчас он звучит иначе – тихо и пугающе…
– Нормально, – отвечаю я и смотрю на него.
Очередная вспышка за окном озаряет его лицо – он мамин ровесник, но выглядит, пожалуй, моложе. Ухоженное лицо и руки, маникюр, ровные белоснежные зубы, красиво и дорого одет, приятный парфюм.
– Хорошо, – он кивает головой и снова тянется ко мне.
Я отклоняюсь, но его лицо уже рядом, так близко, что я чувствую его дыхание.
– У меня для тебя подарок, – шепчет он на ухо, и я вздрагиваю.
Смотрю на маму – радуется. Она всегда рада, когда он приходит к нам в дом.
– Пойдем, покажу? – он предлагает настойчиво, с надеждой, и отказаться неудобно. И мама тут же кивает – иди, мол, иди.
Я встаю и иду вслед за ним по темному коридору – свечи и мама остались на кухне. Сердце тревожно сжимается, никогда не любила грозу. А подарки – приятно. Он всегда дарит дорогие красивые вещи, нам с мамой такие не по карману. После смерти отца нам приходится туго.
…Мы заходим в мою спальню. Там царит полумрак, пахнет моими новыми духами, тоже его подарок. Он останавливается у окна и оборачивается, но в его руках ничего нет. Может подарок на тумбочке у кровати?..
Я смотрю в ту сторону – ничего нового, перевожу взгляд на него – он радуется и улыбается, откровенно скользит по мне взглядом, от которого к горлу
