пояс, и теперь стоял рядом. Вода, принесенная из ближайшей болотины, подействовала – повелитель дракона, кажется, начал приходить в себя и теперь слегка ошарашенно осматривался в поисках источника, излившего на его голову противный поток. Наконец его взгляд утвердился на сэре Мишеле, стоявшем рядом с сострадательным видом и державшем в руках насквозь мокрый и заляпанный тиной кожаный летный шлем, его, Гунтера собственный, кстати.
– Это… как понимать? – осведомился Гунтер, слегка приподнявшись и опершись на локоть. – Ты чего творишь, а?
Сэр Мишель помедлил с ответом, а потом на лице его появилась робкая улыбка:
– Так… ты же в беспамятстве был… Я думал, помрешь. А от беспамятства ничего лучше нету воды холодной. Вот.
– Ну спасибо тебе, жизнь спас, – усмехнулся Гунтер и попробовал сесть. Голова вроде не кружилась. Глянув на сваленную кучей в двух шагах одежду, он хмыкнул и, снова посмотрев на рыцаря, спросил: – Э, приятель, а раздевать-то зачем было?
Снова последовала долгая пауза, за время которой сэр Мишель покраснел до кончиков ушей, а потом тихонько пробормотал:
– Я думал ты… ангел, крылья вот искал.
– Чего?
– А их нету, крыльев-то… не ангел, стало быть.
Гунтер некоторое время переваривал услышанное, с мыслями: «Помешанный. То у него король – Ричард, то Англию с Францией путает… Теперь вот я – ангел… Впрочем, как помнится, сумасшедших раздражать нельзя. Поэтому надо вести себя спокойно и соглашаться со всей ахинеей, которую он несет… И все-таки что происходит вокруг?»
– Я не ангел, – сдерживая улыбку, сказал Гунтер, – я – человек… Ну вроде тебя. Послушай, а где здесь ближайший город?
– Город… – поморщился сэр Мишель. – Зачем тебе в город? Грязные они все, города. Народу там полно, все воруют…
«Точно, псих: из города сбежал и в лесу живет», – решил Гунтер, а вслух ответил:
– Мне нужно поговорить с… – Он долго искал подходящее слово на старофранцузском и, не найдя ничего похожего, запнулся: – С военными или… «Дас Полицай» – понимаешь?
– Не понимаю, – честно признался сэр Мишель, – может, тебе нужно исповедаться? Тут неподалеку монастырь бенедиктинцев, только мне туда нельзя, не пустят…
– Почему? – заинтересовался Гунтер, пропустив мимо ушей дурацкие слова нормандца об исповеди.
– Я у них, – сэр Мишель побагровел пуще прежнего, совсем поник и тихо-тихо продолжил: – Вина премного с сэром Горациусом из Наварры испив, безобразие учинил. Отец приор, небось, до сих пор примочку на глазу держит. И… и в колодец ихний меня стошнило…
Гунтер вздохнул, сдвинулся на сухое место и, откинувшись на траву, заложил руки за голову. Итак, на данный момент в наличии имелись: сумасшедший нормандец (счастье, что не буйный), почти рехнувшийся от происшедшего немецкий летчик, труп Курта Мюллера в кабине бортстрелка, «Юнкерс», который необходимо если уж не спрятать, то хотя бы прикрыть от посторонних любопытных
