в нормандских землях почитай через каждую лигу. Однако намерение двинуться в Палестину не избылось.
Всем, впрочем, известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Непосредственно сэра Мишеля она забросила, как ни странно, в монастырь Святой Троицы, в странноприимном доме коего он собрался заночевать, дабы с утра продолжить странствие. Оказалось, что милосердные монахи приютили у себя еще троих рыцарей, и те с радостью приняли в свою веселую компанию новоприбывшего.
Бурная ночь завершилась истинно рыцарской попойкой и последовавшим за ней маленьким турниром прямо во дворе монастыря, на освященной земле. Наиболее привыкшие к потреблению вин сэр Мишель и некий Горациус из Наварры поссорились (причем лишь ради собственного удовольствия) и, оставив отдыхать притомившихся собутыльников, вышли на двор. На колокольне обители тогда звонили к заутрене.
Благочестивая и душеспасительная служба была сорвана. Монахи, уставшие от не слишком насыщенной интересными событиями жизни анахоретов, высыпали на улицу и, окружив сошедшихся в поединке благородных сэров, начали подзуживать. Лишь появление аббата заставило братьев-бенедиктинцев покинуть место сражения и отправиться в церковь. – Убирайтесь прочь! – кричал отец Теобальд, топая ногами и пепеля взглядом Горациуса и Мишеля. – Нечестивцы!
Сэр Мишель, у которого из головы еще не выветрились винные пары, ответил:
– Какой же я нечестивец? Я добрый католик! А этот… этот… наваррец меня оскорбил!
Может быть, так и случилось. Это было известно лишь спорщикам да Господу Богу. Однако сэр Мишель был обижен на Горациуса вовсе не потому, что тот обозвал нормандца не принятыми в обществе словами. Молодой Фармер за время от вечери до заутрени проиграл в кости рыцарю с юга собственного коня, шлем, поножи и наручи, а что самое обидное – меч. И, будь Горациус убит норманном в поединке, эти вещи непременно вернулись бы к хозяину. Да еще с прибытком. По закону Мишель мог забрать себе доспех побежденного.
Само собой, аббат, сопровождаемый дюжим братом Корнелием, появился не вовремя, убив надежду на возвращение весьма ценного имущества.
– Что здесь происходит? – Этот вопрос задал низенький, очень толстый монах, выбежавший на крыльцо храма. – Отец настоятель, эти господа и являются нарушителями благочиния? Сейчас я их выставлю!
Фармер лишь тяжело вздохнул. Толстяк с отекшим лицом Бахуса, принявшего монашеский постриг, был приором монастыря, известным своим склочным характером и дутой благочестивостью. И, кроме того, на пороге странноприимного дома появился неизменный слуга сэра Мишеля – Жак. Недавно отпраздновавший свое пятидесятилетие Жак – деревенский бобыль, приставленный бароном Александром надзирать за наследником – был настоящим цербером. Вдобавок он постоянно докладывал господину о выходках его старшего сына.
Отец приор, не понимая, что играет
