нищету только тяжелым трудом и крайней бережливостью.
– Да, – произнес неутомимый закройщик, со вздохом, в котором слышалась не то усталость, не то удовлетворение, – да, редко выходили из человеческих уст слова более прекрасные, чем произнесенные сегодня сквайром. Когда он говорил о долинах праотца Авраама, о дыме и громе сражения, мой дорогой Пáрдон[1], он до того меня взволновал, что мне действительно могла бы прийти в голову мысль оставить иголку и отправиться искать славу под знаменами короля.
Молодой человек, имя которого было выбрано его благочестивыми родителями как выражение их надежд на будущее, повернул голову к героическому портному, с насмешливым выражением в глазах, доказывающим, что он щедро наделен юмором, которому старался не давать воли благодаря воспитанию и сдержанности:
– Теперь как раз самое время проявить себя честолюбивому человеку, сосед Хоумспан, ведь его величество только что потерял храбрейшего из своих генералов.
– Да, да, – ответил портной, – это удобный и прекрасный случай для того, кому не более двадцати пяти лет. Но мне, прожившему уже большую часть своей жизни, мне надо провести ее остаток там, где вы меня видите. Кто красил вашу материю, Парди? Красивее я ничего не шил этой осенью.
– Моя матушка знает в этом толк. Ручаюсь, сосед Хоумспан, что на всем острове не будет малого, одетого лучше, чем сын моей матери. Но так как вы, приятель, уже не станете генералом, то можете утешиться тем, что без вас и сражаться не будут. Все согласны с тем, что французы долго не продержатся, и мы готовимся заключить мир.
– Тем лучше, тем лучше, молодой человек. Кто, как я, видел ужасы войны, – а я, слава Богу, видел их со всех сторон, – тот умеет оценить блага мирной жизни.
– Так вам, значит, не совсем чуждо, приятель, то дело, за которое подумывали взяться?
– Я? Я перенес пять долгих и кровопролитных войн и, благодарение Богу, могу сказать, вышел из них довольно счастливо, потому что не получил царапины, даже такой, какую можно сделать этой иглой. Да, это были долгие, кровопролитные войны и, смею сказать, славные войны, из которых я вышел здоровым и невредимым.
– Это было, видимо, время очень опасное для вас, сосед; но мне помнится, что я за всю свою жизнь слышал не более как о двух войнах с французами.
– Вы ребенок по сравнению с человеком, пережившим свой шестидесятый год. Сначала эта война, которая, по-видимому, близится теперь к концу. Потом дело тысяча семьсот сорок пятого года, когда наши побережья по всем направлениям прошел храбрый Уоррен – бич врагов его величества и защитник всех его верноподданных. Потом дело в Германии, о котором вы слышали страшные рассказы и где люди падали, как трава под серпом, управляемым сильной рукой. Это три. Четвертой была революция тысяча семьсот пятнадцатого года, но я не много скажу об этом, так как мало видел, я был слишком юн в ту
Пардон (
