капитализма, привлекая новых конкурентов, стремящихся поучаствовать в гонке за надзорными доходами. В силу этих достижений Google и расширяющаяся вселенная его конкурентов наслаждаются необычайной новой асимметрией знания и власти, беспрецедентной в человеческой истории. Я утверждаю, что значение этих событий лучше всего осмыслить как приватизацию разделения общественного знания, критической оси социального порядка в XXI веке.
В части II прослеживается миграция надзорного капитализма из онлайн-среды в реальный мир вследствие конкуренции за доступ к предсказаниям, почти полностью совпадающим с действительностью. Здесь мы исследуем этот новый реалити-бизнес, когда все стороны человеческого опыта используются как сырье, перерабатываемое в поведенческие данные. Многие из подобных задач выполняются под лозунгом «персонализации», которым прикрываются операции по раскапыванию самых интимных глубин повседневной жизни. По мере усиления конкуренции надзорные капиталисты начинают понимать, что извлечения человеческого опыта недостаточно. Наиболее надежное «сырье» для предсказаний образуется в результате вмешательства в наш опыт, которое направляет наше поведение в сторону, отвечающую коммерческим интересам надзорных капиталистов. Новые автоматизированные протоколы воздействия на человеческое поведение и изменения его разрабатываются на широкую ногу, по мере того как средства производства подчиняются новым и более сложным средствам изменения поведения. Мы видим эти новые протоколы в действии в экспериментах Facebook по изменению эмоций пользователей и родившейся в недрах Google игре Pokémon Go, построенной на технологии дополненной реальности. Доказательством нашего психического онемения является то, что всего несколько десятилетий назад американское общество осуждало методы массовой модификации поведения как неприемлемую угрозу индивидуальной автономии и демократическому строю. Сегодня те же самые практики почти не встречают ни сопротивления, ни хотя бы обсуждения, но при этом рутинно и повсеместно используются для получения прибыли от надзора. Наконец, я рассматриваю работу надзорного капитализма как вызов базовому праву на будущее время, которое подразумевает способность человека воображать, формировать намерения, делать обещания и строить собственное будущее. Это существенное условие свободной воли и тем более тех внутренних ресурсов, из которых мы черпаем волю к воле. Я спрашиваю: «Как это сошло им с рук?» и предлагаю ответ на этот вопрос. Часть II заканчивается размышлениями о нашей прошлой и будущей истории. Если промышленный капитализм губит природную среду, то к каким пагубным последствиям для человеческой природы может привести надзорный капитализм?
Часть III исследует рост инструментарной власти; ее проявление в виде повсеместно распространенной сенсорной и сетевой компьютерной инфраструктуры, которую я называю Большим Другим;
