such a mood (прежде чем снова увидим такую луну или /у нас будет/ подобное настроение).”
“All right,” said Father Brown (хорошо, – сказал отец Браун). “I never said it was always wrong to enter fairyland (но я никогда и не говорил, что попасть в волшебную страну – это всегда плохо; to enter – входить; проникать, попадать). I only said it was always dangerous (я лишь сказал, что это всегда опасно).”
“All right,” said Father Brown. “I never said it was always wrong to enter fairyland. I only said it was always dangerous.”
They pushed slowly up the brightening river (они медленно плыли по светлеющей реке); the glowing violet of the sky (пылающая синева неба; violet – фиолетовый, лиловый) and the pale gold of the moon grew fainter and fainter (и тусклое золото луны становились все бледнее; pale – бледный; тусклый; to grow – расти, произрастать; делаться, становиться; faint – слабый, ослабевший; бледный, тусклый), and faded into that vast colourless cosmos (пока не растворились в безбрежном бесцветном космосе; to fade – вянуть, увядать /о цветах/; постепенно исчезать, растворяться) that precedes the colours of the dawn (что /всегда/ предшествует /появлению/ красок зари; colour – цвет, оттенок; краска). When the first faint stripes of red and gold and grey split the horizon from end to end (как только первые бледные красно-серые с золотом полосы раскололи горизонт от края до края; to split) they were broken by the black bulk of a town or village (их закрыла темная тень городка или поселка; to break – ломать; нарушать /целостность, единообразие/; bulk – груда, кипа) which sat on the river just ahead of them (расположившегося на /берегу/ реки прямо перед ними; to sit – сидеть; находиться, быть расположенным).
It was already an easy twilight (был уже легкий сумрак), in which all things were visible (при котором все предметы становились четкими; visible – видимый; явный), when they came under the hanging roofs and bridges of this riverside hamlet (когда они подошли к нависшим /над водой/ крышам и мостикам этой прибрежной деревушки; riverside – прибрежная полоса). The houses, with their long, low, stooping roofs (дома со своими длинными низкими и покатыми крышами; to stoop – наклонять/ся/, нагибать/ся/), seemed to come down to drink at the river (казалось, спустились к реке напиться), like huge grey and red cattle (словно огромные серо-рыжие коровы; red – красный; рыжий; cattle – крупный рогатый скот). The broadening and whitening dawn (набиравший силу: «ширившийся и белеющий» рассвет) had already turned to working daylight (уже превратился в обычный день; to turn – поворачивать/ся/, вращать/ся/; превращаться; working – рабочий; будний) before they saw any living creature (прежде чем они увидели хоть какое-то живое существо) on the wharves and bridges of that silent town (на причалах и мостиках этого безмолвного городка).
Eventually they saw a very placid and prosperous man in his shirt sleeves (в конце концов они увидели человека в одной рубашке, весьма безмятежного и, /судя по виду/, процветающего; to be in shirt sleeves – быть без пиджака; shirt – рубаха; sleeve – рукав), with a face as round as the recently sunken moon (с лицом таким же круглым, как недавно зашедшая луна; to sink – тонуть; заходить, садиться /о солнце, луне/), and rays of red whisker around the low arc of it (и лучиками рыжих бакенбард на нижней его части: «дуге»; around – вокруг, кругом), who was leaning on a post above the sluggish tide (который /стоял/, прислонившись к столбу, над лениво текущей рекой; tide – прилив/отлив; поток, течение). By an impulse not to be analysed (/поддавшись/
