не подпишу, и участвовать не стану. С ним – никаких дел!» Уговорить его было невозможно. В принципиальных вопросах жестко стоял на своем. При этом, когда надо было кого-то из подчиненных отчитать, сделать внушение, выговор объявить, смотреть на отца было невозможно. Я не выдерживал – выходил из кабинета. Потому что провинившийся человек переживал гораздо меньше отца. Папа смущался, краснел, терял слова, начинал говорить косноязычно, отводил взгляд в сторону, в пол – чуть не со слезами на глазах. Это было жутко смешно.
Цирку отец был предан самоотверженно. А ведь специфика работы цирковых очень своеобразная. Например, был случай, когда мне, 7-летнему, делали сложнейшую операцию по удалению почки, а отец в это время находился на гастролях – выходил на арену, шутил, смешил людей, а в перерывах бежал к телефону, звонил маме в Москву и спрашивал, жив ли я еще. Ситуация на самом деле было очень серьезная: я перенес несколько операций и суммарно провел в больнице четыре месяца. Мама, чтобы иметь возможность ухаживать за мной, устроилась нянечкой. И, когда папа дозванивался, рассказывала ему последние новости обо мне. Для людей со стороны это может показаться дикостью, скажут: это же какую силу воли надо иметь, а то и осудят. А в цирке никого этим не удивишь, здесь так принято работать. Цирковые артисты выходят на манеж в любом состоянии: и с температурой под 40 градусов, и травмированные, с новокаиновой блокадой, и с рваными ранами – хищник только что порвал…
В артисты, то есть по своим стопам, родители меня никогда не тянули. Что-то такое, весьма отдаленное, случилось, когда меня, 8-летнего, уговорили сыграть мальчика с сачком в фильме «Бриллиантовая рука». Насколько горек и тяжек хлеб актера, я понял на восьмом дубле пинания меня в задницу и кидания в воду Андреем Мироновым. И завязал с этим делом навсегда. Чтобы заниматься актерской профессией, недостаточно родиться в семье талантливых артистов. У человека должна быть данность и потребность. Ведь настоящие художники, писатели, поэты, артисты творят потому, что не могут без этого жить. Но со мной ничего такого не происходило, не было интереса, не влекло. И, видя это, родители меня ни за руку, ни за уши за собой не тянули. Когда я оканчивал 10-й класс, семью охватила хоть и скрытая, но серьезная паника, потому что никто, включая меня самого, не знал, куда же мне определяться. Моим единственным желанием было, чтобы все отстали и не мешали мне играть на гитаре. И тогда Владимир Шахиджанян, с которым отец в то время писал книжку «Почти серьезно», сказал: «Пускай идет на журфак. Получит универсальное гуманитарное образование, а за пять лет учебы как-то оформится и разберется, в какую сторону двигаться дальше». Я пошел, неожиданно в это дело втянулся и до прихода в цирк много лет работал в журналистике – в печатных СМИ, на радио, на телевидении.
…Когда у отца интересовались: «Какой ваш любимый анекдот?» – он всегда отвечал: «Свежий». Услышав новый анекдот, папа первым делом рассказывал его нам с мамой. Потом доставал записную книжку и начинал обзванивать
