еще опасные или сумасшедшие, которых мы держим в подземельях.
– Что ж, – сказал инспектор с видом глубокой усталости, – исполним наш долг до конца – спустимся в подземелья.
– Позвольте, – сказал комендант, – надо взять с собой хотя бы двух солдат; иногда заключенные решаются на отчаянные поступки, хотя бы уже потому, что чувствуют отвращение к жизни и хотят, чтобы их приговорили к смерти. Вы можете стать жертвой покушения.
– Так примите меры предосторожности, – сказал инспектор.
Явились двое солдат, и все начали спускаться по такой вонючей, грязной и сырой лестнице, что уже один спуск по ней был тягостен для всех пяти чувств.
– Черт возьми! – сказал инспектор, останавливаясь. – Кто же здесь может жить?
– Чрезвычайно опасный заговорщик; нас предупредили, что это человек, способный на все.
– Он один?
– Разумеется.
– Давно он здесь?
– Около года.
– И его сразу посадили в подземелье?
– Нет, после того, как он пытался убить сторожа, который носил ему пищу.
– Он хотел убить сторожа?
– Да, того самого, который нам сейчас светит. Верно, Антуан? – спросил комендант.
– Точно так, он хотел меня убить, – отвечал сторож.
– Да это сумасшедший!
– Хуже, – отвечал сторож, – это просто дьявол!
– Если хотите, можно на него пожаловаться, – сказал инспектор коменданту.
– Не стоит; он и так достаточно наказан; притом же он близок к сумасшествию, и мы знаем по опыту, что не пройдет и года, как он совсем сойдет с ума.
– Тем лучше для него, – сказал инспектор, – когда он сойдет с ума, он меньше будет страдать.
Как видите, инспектор был человеколюбив и вполне достоин своей филантропической должности.
– Вы совершенно правы, – отвечал комендант, – и ваши слова доказывают, что вы хорошо знаете заключенных. У нас здесь, тоже в подземной камере, куда ведет другая лестница, сидит старик аббат, бывший глава какой-то партии в Италии; он здесь с тысяча восемьсот одиннадцатого года и помешался в конце тысяча восемьсот тринадцатого года; с тех пор его узнать нельзя; прежде он все плакал, а теперь смеется; прежде худел, теперь толстеет. Не угодно ли вам посмотреть его вместо этого? Сумасшествие его веселое и никак не опечалит вас.
– Я посмотрю и того и другого, – отвечал инспектор, – надо исполнять долг службы добросовестно.
Инспектор еще в первый раз осматривал тюрьмы и хотел, чтобы начальство осталось довольно им.
– Пойдем прежде к этому, – добавил он.
– Извольте, – отвечал комендант и сделал знак сторожу.
Сторож отпер дверь.
Услышав лязг тяжелых засовов и скрежет заржавелых петель, поворачивающихся на крюках,
