style="font-size:15px;"> – Но вы забыли оленя, лежащего у ваших ног! И разве звери не могли почуять убитого жеребенка?.. О, что это за шум?
– Бедная Мириам! – бормотал Дэвид Гамут (так звали псалмопевца). – Бедный жеребенок был обречен стать добычей диких зверей!
Вдруг голос Дэвида присоединился к неумолкаемому грохоту воды, и он запел псалом:
Первенцев Египта убил он,
Первенцев людей и зверей.
О фараон! Поразил он
Тебя десницей своей!
– Смерть жеребенка тяжело гнетет сердце его хозяина. Впрочем, если человек заботится о своих бессловесных друзьях, это говорит в его пользу. Может быть, вы правы, – продолжал Соколиный Глаз, отвечая на последнее предположение Дункана. – Тем скорее нам нужно срезать мясо оленя с костей и бросить остатки в реку. Не то, пожалуй, здесь скоро раздастся вой дикой стаи, и волки, стоя на окрестных утесах, будут с завистью и жадностью следить за каждым проглоченным нами куском. Ирокезы хитры и отлично разберут по волчьему вою, в чем дело.
С этими словами Соколиный Глаз, заботливо собрав необходимые вещи, прошел мимо группы остальных путников. Могикане двинулись за ним; можно было подумать, что индейцы угадали намерения своего белого товарища. Скоро все трое исчезли один за другим; казалось, они вошли в темную отвесную стену, которая поднималась в нескольких ярдах от берега.
Глава VI
Сладкий напев Сиона Он поспешил прервать И выкрикнул, точно с амвона: «Восславим умом Благодать!»
Хейворд и его спутницы с некоторой тревогой наблюдали непонятное исчезновение своих проводников.
Хотя поведение белого человека до сих пор не вызывало никаких опасений, но его грубая одежда, резкая речь, глубокая ненависть к врагам и его молчаливые товарищи – все вместе рождало недоверие у людей, встревоженных недавним предательством индейца.
Только Гамут не обращал внимания на происходившее вокруг него. Он сидел на выступе скалы, и его присутствие не было бы заметно, если бы волнение души псалмопевца не выражалось частыми глубокими и тяжелыми вздохами.
Вот послышались приглушенные голоса, словно люди перекликались где-то далеко-далеко в недрах земли. И вдруг яркий свет ударил в глаза путешественникам, расположившимся на камнях. Перед ними открылась тайна убежища, в котором скрывались разведчик и могикане.
В дальнем конце узкой глубокой пещеры стоял разведчик, держа в руке связку пылающих сухих сосновых ветвей. Отсвет огня, падавший на его суровое, обветренное лицо и на его лесной наряд, придавал оттенок романтической дикости этому человеку, хотя при обыкновенном свете дня он поразил бы глаз только своеобразной одеждой, железной неподвижностью осанки да настороженностью и простосердечием, которые отражались на его лице. Недалеко от разведчика, ближе к выходу из пещеры, стоял Ункас. Путешественникам видны были гибкие и непринужденные движения молодого
