style="font-size:15px;"> Что же такое толпа? Нечто шумное, многомятежное, большей частью глупое, без цели носящееся туда и сюда, подобно волнам моря, составляемое часто из противоположных мнений. Кто имеет у себя такого владыку, не будет ли тот жалок более всякого другого?
Еще нет смиренномудрия в том, чтобы грешник считал себя грешником. Смиренномудрие состоит в том, чтобы, сознавая за собой много великого, ничего великого о себе не думать.
Время уныния не то, когда мы терпим зло, а когда делаем зло… Делая множество зла, мы не сокрушаемся и на короткое время, а если от кого-нибудь потерпим хоть малое зло, падаем духом, безумствуем, спешим отказаться и избавиться от жизни.
Многие приходят в церковь, произносят тысячи стихов молитвы и выходят, не зная, что говорили они; уста их движутся, а слух не слышит. Ты сам не слышишь своей молитвы: как же ты хочешь, чтобы Бог услышал твою молитву?
Награда тебе будет больше, когда ты станешь делать должное, не надеясь на награды.
Не множество тел мы желаем видеть в церкви, а множество слушателей.
Человек нередко бросается в бездну, чтобы только другие удивлялись ему.
Грех не в нашей природе; мы удостоены воли и свободы. Ты – мытарь? Можешь стать евангелистом. Ты – богохульник? Можешь стать апостолом. Ты – разбойник? Можешь приобрести рай… Нет такого греха, который не изглаживался бы покаянием.
Не вспоминай о своих добрых делах, чтобы помнил о них Бог.
Завидующий не может не быть и клеветником.
Разве Церковь – в стенах? Церковь – во множестве верующих.
Аврелий Августин (Блаженный Августин)
(354–430)
римский богослов, политик и философ
Святой Августин. Одна из 17 сцен цикла о жизни богослова. Беноццо Гоццоли. 1463 год
Все это одинаково: в начале жизни – воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым – префекты, цари, золото, поместья, рабы – в сущности, все это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания.
Найдется ли вор, который спокойно терпел бы вора?
Я сам не могу полностью вместить себя. Ум тесен, чтобы овладеть собой же.
Прошлого уже нет, а будущего еще нет. И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое.
Друзья мира сего настолько боятся расстаться с объятиями мира, что для них нет ничего труднее, как не трудиться.
Обряд похорон, пышность проводов – все это скорее утешение живых, чем помощь умершим.
Заповедь «не убивай» отнюдь не преступают те, которые ведут войны по велению Божию или, будучи в силу Его законов, то есть в силу самого разумного и правосудного распоряжения, представителями общественной власти, наказывают злодеев смертью.
Истинной
