. Он пошутил на эту тему пару раз. Яна отвечала, смеясь, рассказывала про однокурсницу, которая, как только узнала все в женской консультации, а речь не о месяцах шла – о неделях, тут же перестала краситься вообще, облачилась в халатик суповой расцветки, держалась за воображаемый живот, являла миру кротость и порицание… и даже испортила курсу выпускную фотографию, встав в первом ряду – монументом лицемерия.
Впрочем, больше испортил снимок какой-то мужик, случайно попавший в кадр в самом углу – на крыльце альма-матер, он пробегал мимо и при этом эффектно почесывал яйца.
А в первом ряду – декан, профессура. Все с парадными лицами.
Бóльшая часть выпускников отрезала мужика.
Яна хохотала оглушительно и не отрезала. Больше того, эта деталь стала единственным пропуском снимку в долгую публичную жизнь: Яна, не терпевшая парадные построения («Утро перед казнью», – называла она их композиции, почерпнув это, кажется, у циников-фотографов), охотно и с гордостью показывала снимок гостям тех месяцев или, скорее, недель (потом надоело), и Кирилл хохотал вместе с нею.
В общем-то, в этой истории была вся Яна.
И если она не хотела давать ему машину, о чем, кстати, не сказала ни слова, то лишь потому, что Кирилл все еще крайне неуверенно чувствовал себя за рулем, и каждая вылазка на проспекты Москвы давалась ему крайне тяжело, с нервами в пробках (где тоже уметь надо двигаться) и бесконечно пропускаемыми дорожными развязками.
– …Какой Леша?
В трубке рассмеялись – «Ну ты, Кир, и даешь!» – и все сразу стало понятно, как стрельнуло. Леха?.. Как, откуда?!
Как странно разговаривать с человеком, от которого не слышал ни слова столько лет. А еще где-то сентиментально писали, что все меняется, стареет, но голос у человека остается прежним. Да ни фига!
Это еще и мучительно – говорить с таким человеком. Что надо ему сказать? Невыносимо медленно перебираешь по кирпичику порушенные мосты, со скрежетом начинаешь соображать, зачем ты вдруг понадобился…
– Ты в Москве? – номер на дисплее Кирилла был московский. – Проездом?
– Я тут уже три месяца живу, – Леха говорил это, казалось, с усмешкой, но почему-то эта усмешка получалась не слишком естественной.
– Да ты что… А что не звонишь?
– Ну вот же, позвонил…
Разговор откровенно буксовал. Оба остро это чувствовали. Мимо с ревом, с усилием полз тягач.
– Я тебя отвлекаю?.. Слушай, надо бы встретиться, поговорить, есть одно дело…
Растерянно выпав из беседы и уронив трубку в нагрудный карман (есть же внутренние у пиджака! – Кирилл не привык к костюмам), он некоторое время сидел, просто сжимая руль руками. Слева сплошным потоком шли машины, в стеклах мелко кололось солнце, несмотря на утро – уже свирепое; и кто-то кратко, на хриплой грани нажатия, просигналил, – кто, зачем?.. Оглядывался почти панически. Тени прошлого. Что-то на заднем сиденье, господи, что-то резко-синее, аж глаз дрыгнулся… Микрофон. Всего лишь микрофон. (Фу-ф.) Яна забыла. Надо скинуть ей смс, а то выдернут работать, а она подумает, что микрофон со всем прочим хламом валяется у оператора в машине… Ярко-синий колпак с логотипом телекомпании, так называемая «ветрозащита». В одном месте прогрызен (натурально: как будто мыши грызли, Яна так шутила, хотя на самом деле просто порвался поролон). Яне всегда приходилось думать, как повернуть микрофон так, чтобы эта сияюще белая дырка не попала в кадр…
Какое у него – вдруг – дело?! Даже странно. Три месяца в Москве и даже не захотел просто встретиться, хотя мог написать, они, кажется, все еще во френдах «ВКонтакте»… Впрочем, после того, что было… А ничего ведь не было. Просто лучшие друзья перестали быть друзьями, без объяснений, без мордобоя, хотя каждому было понятно почему. Когда Кирилл уехал из Казани, то обзавелся, конечно, новым номером, который нигде не светил, и каждый из прошлой жизни, кто хотел с ним связаться, просто писал в социальных сетях… Леха где-то же нашел. Он считал нужным именно позвонить. Все это странно. Надо выбираться.
Каждое сложносочиненное действие на дороге давалось мучительно (врубил поворотник, и к отбойнику, ждать). Все в Кирилле сжималось, и он не мог никак с этим справиться. Когда-то, сто лет назад, когда он ходил в автошколу… Кстати, с Лешей… У них еще было «окно» между последней парой и автодромом, свирепый инструктор на расхристанной, визгливой «шестерке» подбирал их у парка, и в то «окно» в том самом парке они зачем-то выпивали по «Балтике». Низачем. Просто глупое гусарство – сесть за руль подшофе. Свирепый инструктор не замечал, а скорее, просто делал вид, все ему было по барабану. В тот час с бутылками в парке они прятались от ментов в тенистом тупичке, там, в окружении сосен, лежали в земле три или четыре «Народных поэта» прошлого. Было место и для еще одного. Об этом рассказывали с иронией: как, бог знает когда, первый секретарь Татарского обкома пообещал, приберег это место,
