в скитания, отчаянно желая только одного – обрести себя. Это было. Это в прошлом, но было. Не стоит отрекаться от ошибок, которые совершил, ведь они делают тебя во сто крат мудрее.
Став ронином[7], он перепробовал многое. В основном охранял экспедиции в дальние страны. Искал лекарство, чудодейственное снадобье, заклинание или амулет, позволяющий вернуть утраченное. Конечно, не нашел. Разве кто-либо когда-либо сумел приставить назад руку или ногу? Так чем эта травма отличается от других? Жаль, что понимание пришло слишком поздно, но хорошо, что вообще пришло. Можно жить и уважать себя, прозревшего после нескольких лет душевной слепоты.
К берегам Чосон Нугами привели в равной степени глупость и жадность. Он знал про вако, безжалостных пиратов, грабящих торговые корабли в этих местах. Знал также, что в основном они – его соплеменники, бывшие самураи, как и он сам, а потому надеялся договориться с ними. Может, и договорился бы, но вместо вако корабль на подходе к Чосону подстерегала другая напасть – шторм.
Сколько их носило по волнам, Нугами толком не помнил. Помнил лишь, как дрались за воду и он лично сбросил за борт троих озверевших матросов. А потом, несколькими днями спустя, он лежал на палубе, глядя в небо, не в силах поднять руку и взяться за катану, а над ним спорили и что-то пытались доказать друг другу смуглые малайцы. С этими пиратами договориться Нугами никак бы не сумел. Он и не пытался.
Так потомок гордого самурайского рода стал пленником.
Здесь, в султанате, на все превратности судьбы принято говорить «кисмет». Злой рок или добрый – неважно, это твоя доля, так начертал Аллах, смирись и прими его выбор с достоинством. Что бы ни случилось, молись и доверяй Аллаху, тогда получишь награду в загробной жизни. Смирись.
Тогда молодой Нугами смиряться не умел.
Его научили.
Из пиратов вышли великолепные наставники для гордеца, жаждавшего свести наконец счеты с жизнью. Но самоубийство – непозволительная роскошь для раба, и малайцы обладали бесчисленными способами доказать это слишком строптивым пленникам.
Забудь о гордости. Забудь о чести. О достоинстве, вере в себя и еще сотне слов, когда-то значивших слишком много, а теперь бессмысленных и пустых.
О днях, проведенных в плену, нынешний Доку-ага вспоминать не любил. Хотя науку усвоил. Но остатки самурайской гордости, выпестованной с рождения, протестовали каждый раз, когда в памяти всплывали те «уроки».
Новый хозяин специфические навыки раба заприметил сразу же. Освобождать от цепей не спешил, искал общий язык. А когда пленник худо-бедно заговорил по-персидски, предложил особые условия. Нугами согласился – и стал охранником караванов. Вскоре он уже ориентировался в обычаях арабов, как в родной чайной церемонии. А дальше был Истанбул, где за воина-евнуха из далеких земель купцу предложили слишком хорошую цену…
И была Хюррем. Женщина, которой можно было служить. Которой стоило служить. Ронин вновь
Ронин – деклассированный самурай, потерявший покровительство своего сюзерена.
