Пусть потом и не смогут доказать, что это я убила Веретенева, зато пока у них будет железный, как они думают, подозреваемый в совершении преступления. А там гори все синим огнем…
Теперь мне будет очень трудно отвертеться от них, поняла я. Но в принципе самое главное для меня сейчас – это выйти на свободу как можно скорее. А там я уж подумаю, что мне делать и как быть.
Старлей закончил писанину и протянул мне несколько листков протокола допроса.
– Вот, прочитайте и на каждом листе внизу, вот здесь, – ткнул он пальцем, – распишитесь. «Мною прочитано, с моих слов записано верно», – продиктовал он и выдал мне ручку.
Я сделала, как было велено, даже не вчитываясь в смысл написанного. Теперь у меня в голове была только одна мысль – как отвертеться от убийства Веретенева? Ведь понятно, что менты так просто от меня не отстанут… Будут стараться упечь меня за решетку во что бы то ни стало. Повысить, так сказать, раскрываемость к концу года.
Следователь просмотрел протокол и, удостоверившись, что я все правильно подписала, нажал на кнопку вызова. Через несколько секунд в кабинет вошел здоровый лысый детина в погонах прапорщика и замер в ожидании у двери.
– В ИВС, – коротко бросил старлей, кивнув в мою сторону.
Я послушно поднялась со стула, подумав о том, что, может быть, стоит немного побузить… Дать, что ли, по морде этому здоровяку для разнообразия? Но потом передумала, решив, что лучше вести себя прилично, и вышла из кабинета. Конвоир направился за мной.
«Что же Киря так долго чешется? – думала я, спускаясь по лестнице в темный прохладный подвал, где в РОВД располагался изолятор временного содержания. – Не хотелось бы мне правда до утра просидеть».
Конвоир, лязгая ключами, открыл дверь в камеру, где сразу же все загалдели и зашевелились. Распахнув дверь передо мной, он замер в ожидании. Я вошла внутрь, услышав, как дверь за мной с грохотом закрылась.
В камере, как и положено, было полно народу. Окинув критическим взглядом всех присутствующих, я сразу заметила, что больше всего здесь представительниц трех категорий моих сограждан. Вернее, согражданок. Это цыганки – наверняка за торговлю наркотой. Бомжихи-синюхи – скорее всего за воровство. Да еще проститутки. Ну, эти понятно за что…
И вот в такой честной компании мне придется провести неизвестно сколько времени, пока Киря, черт бы его разодрал, не пошевелит своим туловищем и не сделает несколько телодвижений, чтобы меня поскорее отсюда выпустили.
Я прошла в «хату», как принято называть подобные места, и уселась на ближайшую к двери скамейку рядом с какой-то малолетней шалавой. Я не намеревалась задерживаться здесь надолго, а потому и располагаться по-серьезному не стала.
– За что тебя, подруга? – спросила какая-то «дама» из дальнего угла камеры.
– Убийство, – пробурчала я недовольно, даже не взглянув на сокамерницу.
По камере тут же прошел одобрительно-уважительный гул. Обвиненных в таких делах
