и на челе Изиды в описании Апулея: «а как раз посредине, надо лбом, круглая пластинка излучала яркий свет, словно зеркало или, скорее, верный признак богини Луны».
Дело в том, что когда человек видит Изиду, она не просто является сама по себе, в обычном мире, но она изменяет собой мир, становится центром измененного мира. Помните, как у Джойса: «Душа его замирала, падала в этот новый мир, мир фантастический, туманный, неясный, словно мир подводных глубин». Мир становится как бы водным, все видится словно сквозь толщу воды – так сказать, сфумато.[31] (Отсюда, кстати, примечательная деталь: Изида часто является под каким-либо покровом, под какой-либо завесой: она полускрыта туманом, вуалью и т. п.[32]) При этом поверхность воды обладает способностью замерзать, леденеть – и вот тут-то и возникает зеркало. Затем зеркало раскалывается, мир начинает распадаться на бесконечное количество кусочков-осколков.
Тролли несут зеркало на небо. Иллюстрация Вильгельма Педерсена (1820–1859)
Джордано Бруно (во время процесса, который устроила против него инквизиция) говорил, что Мировая Душа – это зеркало, которое все время то раскалывается на мелкие частицы, то вновь собирается в цельную зеркальную поверхность.
Кстати, о Возрождении. Посмотрите на Джоконду с ее знаменитой загадочной улыбкой. Не по душе пришлась эта улыбка русским религиозным философам! Первым негативно высказался Флоренский (которого вообще заносило на поворотах), а потом на этой нелюбви к загадочной улыбке Лосев построил свою книгу «Эстетика Возрождения». Вот что он пишет:
«Что касается знаменитой “Моны Лизы”, то зоркие глаза искусствоведов уже давно рассмотрели в этом портрете чисто классические, т. е. возрожденческие, черты – ясность очертаний, осязаемую гибкость линий, скульптурные переливы настроения в пределах физиономии и гармонию противоречивого и зовущего в неопределенную даль портрета с полуфантастическим пейзажем и неопределенно звучащими голубовато-зелеными горами, с извилистой трактовкой пейзажа. Это – Ренессанс. Однако едва ли возрожденчески трактована знаменитая улыбка Джоконды, вызвавшая к жизни столь неимоверное количество разных анализов, часто весьма вздорных. Хорошо, если просто говорят о влечении к себе этой улыбки. Ведь стоит только всмотреться в глаза Джоконды, как можно без труда заметить, что она, собственно говоря, совсем не улыбается. Это не улыбка, но хищная физиономия с холодными глазами и с отчетливым знанием беспомощности той жертвы, которой Джоконда хочет овладеть и в которой кроме слабости она рассчитывает еще на бессилие перед овладевшим ею скверным чувством. Едва ли в этом можно находить вершину Ренессанса. Мелкокорыстная, но тем не менее бесовская улыбочка выводит эту картину далеко за пределы Ренессанса, хотя и здесь общевозрожденческая личностно-материальная направленность все же остается непоколебимой».[33]
Что смутило сих почтенных мужей? Амбивалентность, конечно. Но вот мы с дочкой читаем русскую народную
Сфумато (в живописи) – открытие и изобретение Леонардо да Винчи: размытые, расплавленные контуры и сгущающиеся тени, в которых формы незаметно перетекают друг в друга.
Сравните в уже встретившихся нам примерах: «Но прекрасный вид был словно покрыт темной вуалью» (Шницлер), «Но что больше всего поразило мое зрение, так это черный плащ, отливавший темным блеском» (Апулей), «Лобзая грудь ее, фатою прихотливо / Играет бриз, венком ей обрамляя лик» (Рембо), «покрывалом покрыта, незрима людям» (хозяйка богов в «Гильгамеше»), «сквозь облако виделся мне просветленный лик любимой» (Новалис), «Снежинка росла, росла, пока, наконец, не превратилась в высокую женщину, закутанную в тончайшее белое покрывало; казалось, оно было соткано из миллионов снежных звездочек» (Андерсен). Мы еще будем много говорить (в связи с Изидой и морем) о романе Германа Мелвилла «Моби Дик», так вот в нем есть глава, целиком посвященная фонтану, выбрасываемому китом. Писатель говорит «о могучем, туманном чудовище, гордо плывущем по безмятежному лону тропических вод и несущем над своей громадной обтекаемой головой балдахин белого пара, порожденного его непередаваемыми мыслями».
В пушкинском «Пире во время чумы» пирующие говорят священнику: «Он мастерски об аде говорит! / Ступай, старик! ступай своей дорогой!» Разумно также поступила бабушка у Андерсена:
«– А может Снежная королева придти к нам? – спросила девочка.
– Пусть только попробует! – сказал мальчик. – Я посажу ее на раскаленную печку, и она растает.
Но бабушка погладила его по голове и завела разговор о другом».
