и утонченно-всеобъемлющего, мне еще не пришлось испытать. Да, испытать. Это было своего рода испытание наслаждением, сверхсвободой, отрывом от земли… Позже пришла расплата, но это потом… Сейчас было особое состояние, никогда раньше не прочувствованное – и от того бесконечно прекрасное…»
«Умеешь петь?»
«А что, надо петь?? Да и не умею я…»
«Да что угодно пой! Без слов. Только голосом. Дай мне мелодию…»
Обычно стеснявшийся своего пения, скорее, невнятного мурлыканья, мальчик вдруг почувствовал: «Сейчас – да! Сейчас можно! И нужно…» Навсегда забыта та мелодия, которую он попытался тогда воспроизвести. Мальчишеский голос не претендовал на отменный вокал. Просто некое мелодичное звуковоспроизведение, не более того.
«Вдохни глубоко! И на выдохе пой в полный голос! И прямо в огонь!!! Кричи прямо, не бойся…»
Вот только что Миша сидел напротив – и вдруг оказался рядом. Мальчишка, чувствуя что-то необычное, но доброе и светлое, сворачиваясь в комок и вытягивая шею, плеснул голосом в ясное медовое пламя. Легкое, почти невесомое прикосновение к шее, чуть ниже только намечающегося кадыка. Короткий укол, похожий на царапанье веткой – и ощущение «провала» в голосе. Вдруг ниоткуда в исторгаемом звуке возник странный оттенок, похожий на низкое урчание зверя, на шум воды на перекате. Рождающийся даже не в гортани, а в груди. Глубоко, не дотянуться. Вибрация захватила не только горло, но и всю грудную клетку, голову. Как будто голос расщепился на два слоя. Независимых, но рожденных в одном источнике. Сильно закружилась голова, но быстро прошло…
Опять эта странная маска напротив. Блеск темных глаз в разрезах малоподвижного лица. После недолгого копания в странном, похожем на короткий фартук с множеством кармашков, подвешенных мешочков, палочек, косточек, поясе Миша протянул мальчишке на ладони горсточку удивительных предметов. Был там сухой сучок с малой шишкой, перо неизвестной птицы, небольшой звериный коготь и связка пахучей травы.
«Возьми. Подержи немного в руках, потом в костер бросишь… Когда будешь людей или зверей лечить и захочешь, чтобы твой голос услышали, – вспомни, как вместе с огнем пел. Голос изменится – и тебя услышат. Даже если не пожелают или не смогут. Услышат. Прощевай, лекарь…»
Оглушенный собственным голосом, нереальностью происходящего, мальчик еще долго сидел, завороженный огнем малого костра. В какой-то момент встрепенулся, вскинул голову. Собеседника не было. На бревнышке стояла порожняя кружка и полупустой туесок меда с орехами. Все еще не собравшийся с мыслями, он почувствовал, как странный подарок, зажатый в руке, напоминает о себе. Еще раз пройдясь взглядом по веточке с шишкой, черному перламутру пера и блестящей кривизне когтя, решительно стряхнул все с ладони в угли почти угасшего костра. Не размышляя больше о сути происходящего, подбросил пару сучьев. Взметнувшееся пламя выхватило у ночной темноты кусок поляны.
