в его бессмысленное бледное, похожее на большую оплывшую восковую свечу лицо и добрым искусственным голосом сказала:
– Максимочка, давай мы с тобой завтра сходим к врачу?
– Нет. – Он медленно покачал головой. Потянулся к вазочке с шоколадными конфетами, взял «Белочку», быстро развернул, затолкал в рот.
Она заметила, что по его носу, увязая торопливыми лапками в жирных порах кожи, ползет муравей. Протянула руку, чтобы стряхнуть, однажды я видела, как они ползали прямо по нему, но Максим отшатнулся и хрипло сказал:
– Не смей. Ты. Не смей ко мне прикасаться.
«Ты». Марина вдруг подумала, что уже и не помнит, когда он в последний раз называл ее «мамой». И еще подумала, что, может быть, не так уж и хочет слышать это слово из его чавкающих слюнявых губ.
Муравей добрался до ноздри и резко затормозил, растерянно помахивая усиками и передними лапками над темной сопящей бездной. Немного помедлил и решительно нырнул внутрь.
– И не смей входить в мою комнату, – сказал Максим. – Ты поняла?
Какую-то силу,
я не ребенок
неизвестную ей, но непреклонную и спокойную силу почувствовала она в нем, и перед этой силой она сама была маленькой, беспомощной и глупой. И эта сила – чем бы она ни была – подчинила ее волю и вынудила ее сказать:
– Да. Я поняла.
Она старалась не задумываться над этим, но все же иногда… иногда она задавала себе вопрос: а любит ли этот мальчик хоть кого-нибудь? Ее – вряд ли. Ни малейших признаков сыновней привязанности он давно уже не выказывал; скорее он ее просто терпит. Сестру – тоже не любит. Хотя раздражает она его немного меньше. По-видимому, для Максима их совместная жизнь – своего рода симбиоз. Он получает здесь питье и еду, они… что получают они? Возможно, «симбиоз» – не совсем то слово… «Паразитизм» будет точнее.
Отец? Также оставляет его абсолютно равнодушным – впрочем, это у них вполне взаимно. Друзей у Максима нет. Животных он боится и даже, пожалуй, ненавидит – достаточно вспомнить того котенка… а лучше не вспоминать.
Два месяца тому назад Марина купила в переходе метро маленького серо-полосатого котенка.
Вика пришла от покупки в восторг, привязала к нитке шуршащий фантик и посвятила весь вечер заигрываниям с Новым Федей. Максим кинул на котенка быстрый неприязненный взгляд и удалился в свою комнату.
Сначала Федя стеснялся. Он забился под батарею и, не шевелясь, жадными глазами следил оттуда за сложными передвижениями загадочного фантика. Но потом все же соблазнился, пару раз высунул из-под батареи растопыренную когтистую лапку и, еще через пару минут, решительно вышел на охоту.
К вечеру он уже освоил диван, кресла и занавески, приспособил обои в коридоре для своих профессиональных точильных нужд и запомнил, где стоят его блюдечки.
За ужином Максим ел необычно мало – все больше наблюдал за поведением нового жильца. Федя, в свою очередь, интересовался Максимом – поначалу издалека,
