похлебку, и мастер Мару макала в нее хлеб, а Эльга хлебала жижу, вылавливала ложкой длинные мясные волокна и украдкой косилась на перевернутую листьями вниз дощечку.
Очаг стрелял искрами. Отблески огня ложились на столы и стены. Сонный хозяин гостиницы ждал, когда припозднившиеся с ужином жильцы отправятся в свои комнаты. Он был весь из растрепанных маковых лепестков.
Утром Эльга не знала, куда провалиться от стыда.
Букет был ужасен. Дивий Камень при утреннем свете был не Дивий Камень, а какое-то грязное пятно, похожее на смятый осиный домик. Календула в его центре была как раздавленный желток. Листья топорщились и смыкались вразнобой, одних тянуло налево, других направо. Кривились, ерошились зубчики.
Но главное – главное! – нельзя было даже подумать, что это именно Дивий Камень. Никакого сходства. Ни-ка-ко-го.
А что же она набивала тогда?
Эльга сначала хотела тоже, как мастер Крисп из рассказа Униссы, сжечь чудовище, но потом решила оставить напоминанием до той поры, пока из ее рук не выйдет нормальный букет.
Ей даже понравилось такое взрослое решение.
Она поставила дощечку на подоконник, но взгляд постоянно натыкался на черное лиственное пятно, и ее пришлось перевернуть.
– Вот и стой так! – надула щеки Эльга.
Потом не выдержала, перевернула дощечку снова, примерилась и выщипнула пальцами самый неудачный участок. Вот!
Только стало еще хуже.
Ну как так? Теперь в центре Камня, который, на самом деле, конечно, Камнем не был, зияла прореха. Эльга прижала палец, пытаясь сдвинуть часть листьев, чтобы они закрыли прореху собой. Но маленькие негодники упрямились и кололи кожу.
– Вы как будто не друзья, – прошептала им девочка, снова и снова прикладывая палец. – Хотите, всех вас повыдергаю?
Листья настороженно напряглись.
– Ну и дураки, – сказала Эльга, расстроенно шмыгнув носом. – Засохнете и помертвеете, даже жалеть не буду.
Она отвернулась, подтянула и поставила на колени сак, опустила в шуршащее нутро руку.
Золотой дубовый сразу лег в ладонь, устроился под большим пальцем, на правах старшего листа потерся прожилками о кожу. Так и представлялось, как он успокаивающе бурчит: «И чего ты злишься, хозяйка? Забудь. Не стоят они тебя».
Но, конечно, все в темном лиственном царстве было не просто, и другие листья, помоложе, поглупей, вились вокруг дубового и кричали: «Измена! Всех – в мелкую крошку! Не хочешь сидеть в букете, выметайся на ветер!»
– Ну, вообще-то, – возразила им Эльга, – я сама виновата. Было темно, и я хотела побыстрее закончить работу.
«Все равно, всех жухлых – к ответу!» – не сдавались любители крошить. Чарник был у них заводилой.
Тут уж пришлось прикрикнуть.
– Имейте совесть, – выговорила им Эльга. – Вы сами еще неизвестно как себя покажете. Может, тоже в букете скукожитесь. Я же только ученица.
Листья задумались.
– Готова? – спросила Унисса,
