этой самой Адыгеи, столицей которой, оказывается (!), и есть город Краснодар. О казаках я еще слышал, но чтобы об адыгейцах!..
Сам доктор оказался вовсе не адыгейцем, а русским, возможно, даже белорусом, потому что был родом со Смоленщины, а это, как известно, исторически белорусские земли.
Может быть, наше землячество и настроило последующий разговор если не на лирический лад, то на дружеский, полный ностальгических воспоминаний, так как мой спаситель, адыгейский доктор Александр Григорьевич, кончил в свое время Минский медицинский институт.
Однако с ногой дела были не так утешительны, как сведения о том, что минские медики работают в 110 странах и везде показывают самые высокие знания и мастерство. Высшая школа белорусских медиков в лице Александра Григорьевича и адыгейского рентгена позволили быстро поставить диагноз: травма, полученная пациентом А. Кулоном, представляет собой «разрыв связок лодыжки» и требует срочной госпитализации либо «приведения травмированной части тела в полную недвижимость сроком от одного до двух месяцев».
Одним словом, мне наложили гипс на левую ногу: от ступни до колена.
– Как же вы получили такой сильный удар? – спросил доктор. – Мне же надо в истории болезни подробно описать происшествие. А может, вас кто избил? Тогда надо в милицию сообщить.
– Нет, никто не бил, – испугался я. И начал лихорадочно насиловать остатки своих пропитых мозгов с целью отыскания правдоподобной гипотезы. «На работе, в здании института, был ремонт, и я поскользнулся, так как опаздывал…» – мелькнула мысль и сразу угасла. «Нет, тогда бы я в Минске начал лечиться… Нужно, чтобы по дороге…»
И тут меня как осенило:
– В Минске был дождь, и при посадке, когда я поднимался по трапу самолета, поскользнулся и упал. Упал на колесо самолета прямо этой ногой, – показывая пальцем на ногу, отрапортовал я, будто бы подать с трапа было моим обычным занятием.
– Хорошо что не головой, – сочувственно покачал головой Александр Григорьевич.
– Или еще чем, – захохотал Миша, который все время молча наблюдал за нашим диалогом.
Интересно, версия падения с трапа потом настолько вошла в мое сознание, что я в нее сам поверил. С течением времени я все более явно и отчетливо видел тот чертов трап, видел его неровные ступеньки и почти физически, реально ощущал страх, представляя, как левая нога соскользнула и поехала в сторону, а правая, в стремлении удержать равновесие, вдруг дрогнула и пошла вверх, а я сам в следующий момент отрываюсь и лечу вниз – и падаю прямо на колесо самолета, со всего размаху ударившись ногой о шину…
Где-то через час мою ногу до колена упаковали в гипс.
– Кра-са-ве'ц! – сказал Миша, осмотрев мою «обновку», и смачно плюнул. – Вот послал Бог коллегу-напарника… Калеку-напарника! Вот послал!..
Затем он фактически принес меня в нашу краснодарскую квартиру и, даже не присев, подался,
