во начале чувства нет его конца,Как край не видно у подножия холма,
Как не узнать исхода у начала истока.
И быть тому виной дурного
Иль может будет лишь добро
Не смыслю, как в вопросе жизни
Быть или не быть.
Но сердце в такт тихонько бьётся
И вторит робко одному,
Чтоб быть, пусть даже и виною,
Быть может запахом пепла,
И может даже примесь крови
Вновь заиграет на губах,
Но быть – ведь в нашей то природе
Мытарства путь избрать, сражаться,
Противиться спокойной воле
Затихнуть, словно камень в море,
И позабыть поток страстей.
Мы мыслим, вместе с чувством странным,
Что день за днём, как катаклизм,
Нас накрывает, бьёт на риф
В среде опасностей преграды.
Судьбы хитро устроенный узор
Извилистой тропой уводит,
То от беды отвадит в бок,
Но от простого наведёт к мудрёна,
Но если быть чему-то уж дано,
То загоняться прочь нет проку.
Как от рождения не мог, уйти,
Так не отвадиться от жизни,
И натяжение возьмёт силы
Красною нитью оплести
И лбами вместе сотрясти,
Коли противиться решишься.
Перед бурей
С ума схожу. Изнемогаю.
И по тебе совсем скучаю.
Уж все обрыло, изошло
Терпение моё в отметку ноль.
По Фаренгейту не измерить,
Тот градус, что пульсирует в висках,
Как лихорадка, но похуже,
Ведь он по венам, не в мечтах,
Где мы с тобой быть можем вместе.
Он так живой, он жутко вечен.
И зло пронзает до нутра,
Агония льет за края.
Даёт по трещине щиток,
Что отражает самообладание мое.
Ему вот-вот придет предел,
Как безмятежности пред бурей.
Зверь
Я одинок.
Бреду, как посреди пустыни.
На звук, на шелест тихий листьев
Родных краев, где был я рад
Тебя познать и истину услышать.
Она меня изгнала из покоя,
Навек утратил я блаженну тишь,
Что по нутру бальзамом растекалась.
Я одинок. Таков он был.
Наш выбор. Быть иль ненавидеть.
Среди песчаных виражей,
Среди палящих душу мыслей,
Среди лучей, что жгут сильней
Пузырчатые складки кожи,
Чем огонек костра ночей,
Тех тихих, молчаливых, но глубоких.
В краю, в котором нет живых,
Познал я кто на самом деле,
Что за тоска была во мне,
Какую форму принимает лик на этом,
Когда есть существо внутри
Другое, дремлет глубоко,
Но лишь до часа своего.
И мой поднялся на дыбы,
Он воплотился, и увы,
То знание
