style="font-size:15px;"> – Чего тебе странно?
– То, что такой большой начальник самолично и в одиночку занимается поимкой бандитов. Неужели больше некому ловить?
Я бы и тебя ловил самолично, окажись ты в бегах. Обошёлся бы без помощников. Служба у меня такая: брать за грудки непокорных врагов и выводить на чистую воду. Эти двое – такая же скрытая контра, как и ты, Ярошенко. Вот приструню их, потом тобой займусь, если не прекратишь контрреволюционную деятельность.
– Не понимаю, о чём вы? – удивился Марк.
– Не прикидывайся невинной овцой. В ГПУ поступили сведения, чем ты занимаешься, – злобно проговорил Кривошеев. – Кто организует религиозные сходки по вечерам? Кто ходит по хатам с агитацией про Бога?
– Ничем подобным я не занимаюсь, товарищ начальник Беловодского ГПУ. А вот петь люблю, не отрицаю. Разве это противозаконно? – произнёс Марк невозмутимо.
– Петь-то не возбраняется, – сказал Кривошеев. – Только вот поёте вы, почему-то, не революционные песни, и не гимн интернационала. Ваши песни Бога прославляют, а не советскую власть. А религия, как сказал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин, – это опиум для народа. Поэтому и церковь в вашем селе закрыли, и попа прогнали. Однако, вам неймётся. По ночам стали собираться. Молитесь и поёте. Подобные действия – это антисоветская пропаганда и контрреволюционная деятельность. Так что, делай выводы, поп самозваный! Не угомонишься – загремишь в Сибирь.
– Ложные сведения у вас, товарищ начальник ГПУ Беловодского района, – на лице Марка мелькнула безобидная улыбка.
– Я тебе не товарищ, не умничай, – с раздражением выговорил Кривошеев и резко потянул за уздцы. Конь встал на дыбы, захрапел, потом громко заржал. Кривошеев ослабил поводья, опустил коня, тот нервно перебирал ногами на месте.
– Подумай о детях. Ты ведь у них единственный кормилец. Дед-развалюха не сможет заменить тебя, если дело закончится арестом.
– Веру в Бога я держу внутри себя и никого за неё не агитирую, товарищ начальник ГПУ. С ней я мёрз в окопах, ходил в штыковую атаку и только благодаря этой вере остался жив. Так-то вот.
– Тебе виднее, – пробурчал Кривошеев. – Моё дело предупредить. Только учти: поблажек твоему семейству не будет. Не посмотрю, что твой отец был бойцом Красной Армии. Пощады не жди.
Марк промолчал и, опустив голову, направился к волам.
– Стой! – крикнул ему в спину Кривошеев. – Спросить хочу.
Тот остановился, опять обернулся.
– Спрашивай.
– Где ты выучился русскому языку?
Марк усмехнулся, проговорил невесело:
– Учитель был норовистый, вроде тебя. Терпеть не мог, когда с ним разговаривали с примесью украинской мовы. Рефлекс во мне выработал во избежание зуботычин.
– Ха! А у меня другие сведения, – осклабился Кривошеев.
– Какие? – не удержался от вопроса Марк.
– Слышал
