и блестящее. Он уже знал, что именно.
Логинов молча навёл порядок и подошёл к жене, держа в руке нелепый воротничок со стразами.
– Ты не хочешь ничего мне рассказать?
Она смотрела на него испуганно, как провинившийся ребёнок. Логинов присел на корточки у кресла.
– Мышка, тебе он понравился, да? У тебя просто не было с собой наличных, чтобы заплатить, так ведь?
Она сидела не шевелясь, опустив глаза в пол.
– Ты вернулась за кошельком, правда? Или взяла эту штуку, чтобы примерить дома, у зеркала, потом вернуть, – подсказывал он ей.
Марина молчала.
– Ничего страшного, а ты так разволновалась. Надо было позвонить мне, я бы заехал после работы и заплатил.
«Ну кивни же!» – мысленно шептал он ей. Марина не реагировала.
– А пани Брониславу ты забыла предупредить, – уже не спрашивал, а утверждал Логинов. – Я позвоню ей сейчас, расскажу о недоразумении.
Пока он искал телефон портнихи, успел трезво поразмыслить над ситуацией. Марина – человек с тонким вкусом, лучший питерский флорист, всегда избегавший кричащих цветов в одежде и интерьере, – его изысканная Марина тайком сняла с манекена аляповатую безвкусицу. Он взглянул на воротничок: стекляшки, стразы, грубая вышивка на кайме… Поверить в то, что ей мог понравиться этот предмет, Логинов, знавший, как ему казалось, жену вдоль и поперёк, отказывался. Он мог купить ей ожерелье «Картье» или «Тиффани», а её прельстила откровенная дешёвка. Но не это его беспокоило. И даже не сам факт воровства. Люди иногда не осознают, что воруют, – просто «заимствуют», как, например, книги или зонты. Если друг взял без спросу том из твоей личной библиотеки и не вернул, почему-то это не считается кражей. Так же и с ателье. Подумаешь, ну проснулась в Марине внутренняя ворона, клюнувшая на блестящее, она примерила воротничок, потом прихватила с собой – потому что плохо лежал, никто не остановил. Да, это плохо, безнравственно… Но её реакция – вот что не давало Логинову покоя. Истерика, настойчивое отрицание случившегося говорили о большом чувстве вины, которое переживала Марина. Логинов понимал, насколько ей в этот момент было тяжело. Она совершила то, что сама возвела для себя в степень табу, и, нарушив установленные собственной моралью правила, испытала новую, незнакомую ей эмоцию. Возможно, эйфорию от содеянного, удовольствие, экстаз. Возможно, боль. Теперь это уже позади, и чувство вины – вот что оставалось в осадке всех перенесённых ею сегодняшних переживаний, и сила этого чувства очень насторожила, обеспокоила Логинова.
Пани Брониславе он сказал, что супруга решила примерить воротничок с новым платьем, потом отвлеклась на телефон, забыла предупредить… Он ещё что-то соврал, потом заехал в ателье и заплатил за безделицу несправедливо большие деньги.
– Компенсация морального ущерба, пани Бронислава. Простите мою забывчивую жену.
– Что вы, господин Феликс! Да я готова подарить его с искренностью и пламенностью сердца моего!
Логинов
