либо из Саратова, то опасаюсь, что осенью не смогу добыть много диких пернатых для Императорского кабинета редкостей[97], в то время как множество диковинных перелетных птиц, потянувшихся на юг вдоль Волги, представляют к тому столь прекрасную возможность.
Перед отъездом из Мурома я осмотрел солидный железоделательный завод купца Баташева, расположенный на Виксе, повыше Мурома, за Окой, и лежащие поблизости железные рудники, в которых добывается довольно богатый железистый песчаник особой разновидности. <…>
В горах, простирающихся дальше по Оке и состоящих полностью из красного каменного мергеля[98], находят мощные алебастровые слои, которые, возможно, могли бы дать хорошие блоки для скульпторских работ, если бы копали на большую глубину и занимались этим не одни только несведущие крестьяне. Теперь отнюдь не чистый алебастр, пронизанный трещинами и жилами лучистого гипса, добывают лишь в береге. В нескольких саженях над уровнем реки откалывают блоки и продают их для обжига гипса в Москву. У этих алебастровых скал, тянущихся далеко по восточному берегу Оки в направлении Нижнего Новгорода, кое-где в каменном мергеле еще попадается действительно редкий минерал, а именно превосходный несгораемый плавучий асбест, который в большом количестве и листовидной форме обычно не встречается в слоях серой глины и красном каменном мергеле. Под Муромом я нашел прекрасные растения, каких и не чаял здесь увидеть. Iris sibirica, Lythrum virgatum, Allium schoenoprasum растут на лугах в великом множестве. Жаль только, что из-за начавшегося сенокоса нельзя было собрать больше.
По дороге от Мурома до Арзамаса, куда я прибыл 19 августа, примечательного встретилось немного, разве что, когда начались дожди, мне представилась возможность увидеть прелестные экземпляры разных грибов, и я велел зарисовать их. Господин доктор Лепехин уехал из Арзамаса еще до моего приезда и направился в Курмыш. Сам я выехал из Арзамаса 23 августа, после того как внимательно осмотрел находящийся там мыльный и юфтяной заводы и красильни, а также поташную фабрику и известняковые карьеры.
<…>
В течение всего путешествия из Арзамаса в Пензу большой интерес у меня вызывали живущие там и сям по деревням мордвины. А поскольку своеобразная одежда мордовских женщин пока еще не представлена в Императорской Кунсткамере среди костюмов народностей, являющихся подданными русской короны, то вкупе с прочими собранными вещами я перешлю из Симбирска также и купленный за бесценок мордовский женский праздничный наряд со всеми принадлежащими к нему украшениями и побрякушками. Не знаю, известно ли нашим историкам, что эти мордвины делятся на два племени, весьма отличные как по женскому одеянию, так и по языку. Живущие в Саранском и Инсарском уездах называют себя мокша, а их собратья, проживающие окрест на Пьяне в Нижегородской губернии, – эрзя. Вокабулярий мордвинов, который г. коллежский советник Миллер[99] включил в сравнительную таблицу татарского, чувашского и других языков, собственно говоря, есть язык эрзи[100].
Имеется в виду натуральный кабинет Кунсткамеры Петербургской Академии наук. –
Правильность этого наблюдения Палласа подтверждается исследованиями современных филологов. –
